– Вопрос конкретный задаст – ответишь, коротко, четко, по существу. Когда я вас представлю, стойте смирно, молча, никаких там «Здравия желаю!» Он поздоровается – ответите: «Здравствуйте, товарищ Сталин!» Не рявкать, во всю глотку не орать, как на параде, но и не шептать, как на похоронах, ясно?
– Так точно, товарищ генерал!
– Смотрите ему в глаза прямо, открыто, но не пяльтесь, как бараны. Выражение лица спокойное, жизнерадостное, но без улыбочек. Хмуриться и напускать серьезность нельзя. Предложит сесть – рассаживайтесь быстро и тихо. Стульями не греметь, руки положить на стол.
За Поклонной горой «ЗИС» свернул с главного шоссе на узкую незаметную дорогу, мягко поплыл между заснеженными ночными деревьями, после нескольких поворотов остановился у шлагбаума. Вспыхнул прожектор, из будки выскочил офицер, заглянул в салон, узнал Гоглидзе, махнул рукой. Шлагбаум поднялся. «ЗИС» поплыл дальше, вдоль высоченного забора, мимо массивных тесовых ворот, ныряя из темноты в потоки прожекторных лучей и опять в темноту.
– Докладов от вас никаких не требуется, – продолжал бубнить Гоглидзе, – замечаний, мнений, инициатив – тем более. Молчите и слушайте.
Влада бесили эти наставления. Он давно ждал встречи, чувствовал, что она непременно состоится, но представлял ее совсем иначе, наедине, без посторонних. В голове неслось: «Он увидит меня и сразу поймет, кто я и кто они… Он и я, никого, кроме нас. Только Я и Он».
Сердце трепетало, во рту пересохло. Влад зажмурился, глубоко вдохнул, задержал дыхание. Гаркуша, Смирнов, Гоглидзе вместе с шофером превратились в призраков, в серую моль. Оставалось только поймать и прихлопнуть.
Забор оказался двойным. Наружный, высотой метров шесть, внутренний в два раза ниже. Между ними широкий коридор, по которому ходили часовые с овчарками. Овчарки были тихие, не гавкали. Сначала открылись наружные ворота, потом внутренние. По территории дорога шла через заснеженный сад, мимо беседок, теплиц и хозяйственных построек. Сквозь заросли высокого кустарника уютно блеснули золотистым огнем окна. «ЗИС» остановился у крыльца полукруглой веранды.
Аскетическая скромность небольшого, выкрашенного темно-зеленой краской дома тронула Влада почти до слез: Самому не нужны царские хоромы, великий человек презирает мещанскую роскошь. Правда, чуть позже выяснилось, что это всего лишь пристройка для охраны и обслуги, и тогда Влад подумал: «Ну, конечно! Разве может великий человек обитать в таком убожестве?»