В апреле пятьдесят третьего Леня в Барвихе восстанавливался после инфаркта, а Дядя Миша пережидал Бериевскую бурю, тянул время. Обоим было тревожно, а Лене еще и очень обидно. Дядя Миша посоветовал ему написать письмо Маленкову. Не скулить, не спрашивать «за что?», просто напомнить о себе, выразить готовность честно и самоотверженно служить делу партии.
Текст сочиняли вместе. Леня писал с ошибками, слова в предложения складывал с трудом, а Дядя Миша аппаратными формулировками владел блестяще. Письмо помогло, должностенку Леня получил не ахти какую, но и на том спасибо.
Дядю Мишу без всяких писем направили послом в Румынию. Тоже не ахти какая должностенка, зато спокойно пересидел тревожные времена. Уезжая, наказал Федору поступить в ВПШ и во всем слушаться Типуна Карпа Афанасьевича.
В то время шли сокращения, увольняли десятками, сотнями, лишали званий. Фанасич пристроил Федора в самый плохонький отдел, на оперативную работу с попами. Федор обиделся, ему хотелось поработать с иностранцами. Фанасич объяснил: «С иностранцами все хотят, там вакансий нет, конкуренция зверская. Тебя там сожрут, ты еще слабенький, не оперился. А церковной линией заниматься никому не охота: скучно, неперспективно. Ничего, потерпишь, перекантуешься. Ты покамест поучись, напитайся партийной наукой».
После расстрела Берии буря в органах не утихла, Серов уничтожал документы и увольнял всех подряд: «не внушающих доверия злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, малограмотных и отсталых работников». Под эти формулировки мог попасть любой.
Вот тогда и начался второй период в жизни Федора. Длился он до октября шестьдесят четвертого, до снятия Хруща. Там тоже был страх, однако совсем другой, послабей, пожиже. Под ногами уже не пропасть, однако еще и не твердая земля. Хлябь, трясина болотная. Страх не смертельный, вполне осознанный, но липкий, унизительный. Очень уж не хотелось вылететь из Органов, остаться в дураках, изваляться в грязи.
Двадцатый съезд поднял новую волну увольнений, Органы затрясло еще сильней, и Федор в очередной раз оценил проницательность старого кадровика. Счастливчиков из лучших отделов увольняли в первую очередь. А он как раз заканчивал двухгодичное обучение в ВПШ, успел хорошо себя зарекомендовать в работе с попами, получил долгожданные майорские погоны. Фанасич похлопотал, и Федора перевели с попов на творческие союзы. Это оказалось куда интересней и перспективней. Правда, за время работы по церковной линии оперативное чутье притупилось, навыки вербовки Федор подзабыл, расслабился. Больно уж легко вербовались семинаристы, а среди взрослых попов практически все были уже давно завербованы.
Двадцатый съезд Федора сильно впечатлил, хотя ничего нового о покойном он не узнал. Хрущ в своем длиннющем многословном докладе лишь повторил то, что в марте пятьдесят третьего кратко и точно сформулировал Дядя Миша: «Мы все по лезвию ножа ходили… уголовник, параноик, страну разорил, Гитлеру поверил, в начале войны обосрался…» Федор не сомневался: именно так думает о Хозяине все высшее руководство. Они же не идиоты, не слепые, жить каждому хочется. Но признаться в этом можно только шепотом, наедине, близкому человеку. Орать с трибуны съезда, выплескивать в ширнармассы потаенные мысли и чувства высшего руководства – это значит предавать своих. Ширнармассы обязаны на товарища Сталина молиться, тем более на мертвого товарища Сталина. Не их собачье дело судить его, хаять и грязью поливать, потому как он – Символ Власти, а Власть – это святое.
Дядя Миша все еще торчал в Румынии, поделиться было не с кем, и Федор шепотом разоткровенничался с Фанасичем: «Совсем спятил Хрущ! Это ж предательство!» В ответ услышал: «Такова линия партии, сынок».
В пятьдесят седьмом Дядя Миша вернулся в Москву. Леня Брежнев стал уже членом Президиума ЦК. Дядя Миша поставил на него и опять не прогадал, хотя до падения Хруща и воцарения Лени оставалось долгих семь лет.
При Хруще Дяде Мише пришлось опять уехать и послужить послом, правда, уже не в захолустной Румынии, а в более престижной Югославии. Леня Брежнев тем временем поднялся до Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Наконец после года в Югославии Дядя Миша получил из щедрых Лениных рук должность начальника Главного Политуправления Советской Армии и Военно-Морского флота. Поскольку этот орган являлся еще и отделом ЦК КПСС, Дядя Миша получил сразу две должности: начальник ГЛАВПУРА и начальник отдела ЦК, по статусу и полномочиям это выше министра обороны. Теперь он зависел только от Лени. Вместе они потихоньку подчинили армию интересам высшего партийного руководства, это помогло спокойно, без риска, скинуть Хруща.