Горлов тупик

Ему вдруг почудилось, что они переглядываются, перешептываются, смеются над ним. Шура сидела за столом, закрыв нижнюю часть лица сплетенными пальцами. Филя придерживал плечом дверь и смотрел на нее.

– Иди домой, Филя, все хорошо, – произнесла она низким ласковым голосом.

Филя с явной неохотой удалился. Обитая войлоком дверь беззвучно закрылась. Влад закурил и спокойно заметил:

– За дрова, между прочим, они дополнительную плату дерут. Зачем за стол сажать, чаем поить? Принес и сразу ушел.

– Чаю жалко? Или ревнуешь? – Она повела плечами, взглянула исподлобья.

Глаза у нее были синие, с лиловым отливом, но сейчас показались темно-карими, как у Ласкиной.

* * *

Наедине с собой Семен Ефимович сразу старел. Шестьдесят восемь прожитых лет наваливались на него всей тяжестью. Спина горбилась, ноги волочились, вяло шаркали тапки. Он бестолково слонялся по квартире, искал то очки, то карандаш, то справочник, который оставил вчера на кухне. Наконец все нашел, уселся за письменный стол, пробормотал себе под нос:

– Нуберро. Юго-Восточная Африка, бывшая британская колония. Алмазы, нефть, кофе, какао, малярия, сыпной тиф, трахома, ядовитые змеи и скорпионы, племена каннибалов в джунглях…

Он собирался посвятить свободный день статье для журнала «Советская медицина». Печатать на машинке так и не научился, писал от руки. У него было два разных почерка – докторский, для историй болезней и рецептов, неразборчивый, как шпионский шифр, и обычный, для статей и научных работ, ясный, четкий, чтобы машинистки не мучились.

На столе перед ним лежала почти готовая рукопись, осталось вычитать, отредактировать, добавить несколько вставок, сносок и ссылок, упорядочить библиографию. Ветер из приоткрытой форточки шевелил верхний листок с крупно выведенным заглавием: «Системный анализ психосоматических соотношений в клинике внутренних болезней». Семен Ефимович пытался сосредоточиться на тексте. Не получалось. Он отложил ручку, уронил руки на колени, прошептал, едва шевеля губами:

– Ну, про каннибалов ты, братец, загнул, там хватает чудес без них. И вообще, кончай паниковать.

Надины командировки пугали его, он мучился бессонницей и ночными кошмарами, но молчал, знал: она ни за что не откажется от них. Это ее работа – летать на чумные и холерные очаги, спасать людей. Ради этого в партию вступила, иначе за границу не выпустили бы. Ладно, пока ее заграница – страны третьего мира. Может, выпустят, наконец, в Западную Европу, на международные конгрессы и симпозиумы? Увидит Париж, Рим, Амстердам. Надя говорила, что всякий раз, когда самолет отрывается от земли, ее захлестывает детский восторг, она чувствует себя юной, сильной. Возникает иллюзия, будто путешествуешь по миру как свободный человек.

В Африку летали через Турцию, Грецию, Италию. Приятно после очередной чумы-холеры послоняться по международной транзитной зоне, перенюхать все духи во фри-шопе. Командировочные платили мизерные, но кое-что купить удавалось.

Надя привозила для них троих заграничные шмотки, недорогие и совсем немного – джинсы, кофточки, обувку. Это здорово поднимало настроение. Советский ширпотреб даже Семена Ефимовича вгонял в уныние, а о Леночке и говорить нечего.

Благодаря Надиным командировкам Семен Ефимович на старости лет увидел своими глазами удивительные вещи, например, непромокаемые одноразовые подгузники-трусики для младенцев. Стоили они недешево, Надя могла привезти из каждой поездки не больше пачки. Подгузники быстро заканчивались, но существенно облегчали Леночке жизнь.

На шестидесятипятилетие Надя привезла ему из Эфиопии кожаный пиджак. Семен Ефимович примерил и ощутил себя работником Внешторга, директором универмага или народным артистом. Благородный кофейный цвет был ему к лицу. В клинике обновка произвела фурор. Главный пижон кафедры Вова Голощекин, великий знаток шмоточной науки, ходил кругами, тревожно принюхивался, наконец спросил:

– Где отхватили?

– Надя привезла.

– Разрешите? – Вова прикоснулся к рукаву осторожно, словно к святыне, пощупал мягкую кожу, произнес: «Диладже»… «Гринелли»…

Незнакомые названия итальянских фирм в исполнении Голощекина звучали как музыкальные аккорды.