Горькая жизнь

Нету Ани. И этой ее прилипчивой плечистой бригадирши, которую все звали по-мужскому Мишаней, и она охотно откликалась на это имя, не было, как и бригады их слабенькой, бабской, тоже не было. Пропали женщины.

На ночевку остановились поздно, в первом часу ночи. Перед тем, как завалиться под куст, куда были брошены полдесятка жидких еловых лап, – другой лес тут не рос, только такой, снизу стволы подпирало болото, сжирало корни, обращало их в гниль, поэтому чахлые деревья умирали так рано, много раньше отведенного срока – Перевозчиков обошел стихающий лагерь, удрученно покачал головой.

С одной стороны, ряды поредели заметно – от потока откололось много уголовников… Наверное, это хорошо. Во всяком бою, даже в малом, рассчитывать на уголовников нельзя – подведут они, даже хуже – продадут, и, зарабатывая какое-нибудь мелкое благо для себя, в самый тяжелый момент нанесут удар в спину. Так что пусть плывут уголовники куда хотят, по вольному своему выбору, правят носами по течению. Выловят ведь их всех и мало кого оставят в живых – у голубых фуражек расправа с беглыми возведена в ранг закона.

С другой стороны, в потоке – в процентном соотношении – стало больше людей, на которых можно надеяться, которым можно довериться: прикроют обязательно, не дадут слабины.

С третьей стороны, хотя часть уголовников и отсеялась, а шума, галдежа стало больше. Перевозчиков отошел в сторону, к бережку небольшого озера, хорошо видного в ночи, постоял несколько минут неподвижно, слушая пространство, ничего опасного не засек и отправился спать. По дороге отломил у елки лапу подлиннее, накрылся ею, как одеялом и забылся в сторожком, темном и в ту же пору прозрачном сне. Такой сон бывает только у фронтовиков. Уголовники угомонились, тихо сделалось. Даже комары стонать стали меньше – о совести, видимо, вспомнили, решили пожалеть двуногих «венцов природы».

На рассвете на лесную поляну, где заночевала южная колонна, опустился туман – водянистый, какой-то странно охристый, похожий на взболтки костерного чада; туман этот разбудил Китаева. Впрочем, разбудил не только он – внутри сидела тревога. Тяжелая, сосущая, которую никакими лекарствами не одолеть. Неподалеку от Китаева с оружием в обнимку лежал магаданский «кум», посвистывал носом.

Вдруг где-то недалеко с приглушенным влажным звуком лопнула ветка. Нехороший звук, говорит о многом. В лесу, кроме них, находились еще люди. Китаев перекатился по земле к магаданскому «куму» и ткнул его прикладом автомата.

– Слышишь, Брыль?

– Ну?

– В лесу находятся люди.

– Ну и что? – спокойно отозвался на это «кум». – Мало ли кто из наших решил посидеть под кустом и обдумать свою дальнейшую жизнь.

– Это чужие люди. Слышишь, Брыль?

Китаев перекатился к старшому, уютно лежавшему на лапнике, растолкал его.

А тот вроде бы и не спал: и голос его был свежим, и взгляд – ни капли сна в глазах. Проговорил спокойно:

– Я все слышу.

– Что делать будем, старшой?

Перевозчиков думал недолго:

– Те, у кого есть автоматы, выдвигаемся вперед, – подхватил свой ППШ, ловко переместился в сторону, за обросший длинным волосцом ствол дерева, – будем разбираться, кто к нам пожаловал.

Люди, шедшие к ним, были обычными вохровцами, фронта они не нюхали – о фронте только слышали… Иначе бы они не валили такой толпой.

Вооружены были хорошо: впереди группы двигался рослый пулеметчик, «дегтярев» с подогнутыми сошками казался в его руках детской игрушкой, у остальных за плечами висели автоматы. Если бы эти ребята прошли фронт, вряд ли бы так легкомысленно держали оружие в положении, не самом пригодном для боя. Последними, согнувшись, с бледными от напряжения лицами шли несколько человек гражданских. На всю компанию у них было два дробовика. Маловато.

Вглядевшись в гражданских, Китаев узнал их – это были те самые зыряне, которые сидели у костра в лесу и готовили себе ужин. Значит, они заложили зеков – по-прежнему, как во времена какого-нибудь Троцкого, считали всех лагерников врагами народа и спешно сообщали об этом вохровцам, чтобы те готовили гостеприимную встречу.

Перевозчиков предупреждающе поднял руку: «Внимание!» Команды его фронтовики понимали с полужеста, с полудвижения – никому ничего не надо было объяснять. Важно еще было найти ствол поосновательнее, чтобы укрыться за этим деревом – это прежде всего, ну и второе – выбрать себе цель и не промахнуться. Вдруг пулеметчик мазнул по воздуху ладонью и остановился. Вохровцы, неопытные ребята, тоже остановились и, будто цыплята, с открытыми ртами уставились на старшого.

– Давайте лес послушаем, – пробасил пулеметчик, – что он нам скажет?

На несколько мгновений установилась тишина. Дотянуть ее до конца Перевозчиков не дал, короткой очередью полоснул по пулеметчику, сбил его с ног. Следом загремели выстрелы, непрочная земля задрожала, заколыхалась, в свищи, образовавшиеся в низинах, брызнула грязь.