Горькая доля детства. Рассказы о днях оккупации

Детство стало таким после июня 1941-го. Село наше расположено на тракте, по которому отходили наши войска и наступали немецкие. Все это происходило на наших глазах. Вид у красноармейцев был такой замученный и растерянный, что на их жалко было смотреть. Они спешно двигались отдельными группами без всякого строя. Многие солдаты шли босиком и без оружия. На их обнаженных ногах были видны кровавые мозоли.

Не успели последние части Красной Армии покинуть наши места, как в небе над Могильным появились немецкие самолеты. Они летели низко над землей на восток. Потом они стали пролетать все чаще. А однажды низко над лесом я увидел пару наших «кукурузников». Внезапно на них откуда-то налетел немецкий истребитель и пулеметными очередями сбил обоих. Охваченные пламенем, они рухнули на землю, не сделав ни единого выстрела.

Потом на новом мосту брат увидел немецких мотоциклистов, которые покрутились и быстро уехали.

– Ну все, – выслушав эту новость, сказал отец. – Теперь скоро заявятся и немецкие войсковые части.

Долго ждать этого предсказания не пришлось. Через день-два почуялся гул моторов и через наши параллельные улицы (Ковалевскую и Нарадовскую) непрерывным потоком потянулись на восток немецкие войска. Все солдаты ехали либо в кузовах автомашин, либо на мотоциклах. Изредка машины останавливались, и тогда немцы тут же соскакивали вниз и быстро разбегались по дворам, требуя от хозяек: «Матка! Яйка, мильк!» Скоро выпивали то и другое, торопливо залазили назад в кузова машин и продолжали свое движение вперед. Кроме автомашин с солдатами, по улицам беспрерывно шла и техника с оружием, которое тащили также и бельгийские тяжеловозы.

Немецкие военные вели себя очень уверенно, будто они тут, у нас, уже настоящие хозяева, которым все дозволено. Они громко хохотали, играли на губных гармониках, шутили.

За передовыми частями, уже с меньшей скоростью потянулись военные обозы. Эти немцы уже позволяли себе заходить в хаты, приказывая хозяйкам дать им чего-нибудь поесть. Двое немцев с этой целью посетили и нашу избу, сели за стол и принялись уплетать молоко, яйца и хлеб. После еды, никого не стесняясь, один за одним своими биологическими «орудиями» сотрясали воздух и при этом каждый раз гоготали, чем вызывали у нас, детей, откровенный смех. Однако мать строго глянула на нас, и мы тут же замолкли.

После первых страхов и запретов в связи с немецким нашествием родители разрешили нам выходить на улицу и даже купаться в жаркое время в Немане. Однажды в реке стала купаться и проходящая мимо воинская часть. Один немец, совсем не умевший плавать, стоял на берегу и тоскливо наблюдал за процессом. Но увидев на мелководье бревно, не удержался, быстренько разделся и оседлал его. Бревно постепенно отнесло на глубину, солдат растерялся и, выпустив из рук плавающее средство, начал тонуть.

Через несколько минут немцам удалось отыскать утопленника. Сделали на противоположном берегу искусственное дыхание, потом положили на носилки и понесли. А уж живого или мертвого, не знаю.

Уже в начальный период оккупации был распущен колхоз и его имущество поделено между селянами. Нам на трое семей (нашу и двое соседских) достался старый конь. Кроме того, старую корову позволили обменять на более молодую и из отары выделили двое овец. Отца несколько раз пытались сосватать в старосты, но он отказался, сославшись на плохое здоровье. А сам, будто чувствуя близкую смерть (он умер в октябре 1942-го в возрасте около сорока одного года), занялся строительством подсобных помещений для содержания домашних животных и гумна с током для молотьбы урожая зерновых.

После смерти отца на плечи матери легла основная работа, чтобы прокормить пятерых детей. Мы, где только могли, ей помогали. Особенно трудно пришлось с заготовкой дров. Выезжали за ними в лес еще на рассвете, а возвращались, когда уже начинало хорошо темнеть. После такой тяжелой и продолжительной работы я не чувствовал ни рук, ни ног. И как только оказывался в хате, сразу же, часто даже не поевши и не раздевшись, валился на лавку и моментально засыпал. Мать сонного расстегивала меня и клала в постель. А назавтра рано утром я вместе с мамой и братом Леней снова ехал на возу в лес. Позже меня стали привлекать к боронованию, окучиванию картофеля и к другим сельскохозяйственным работам.

Партизаны

Я вынес о них двойственное впечатление, хотя, как теперь понимаю, это были, скорее всего, разные партизаны. Первое знакомство с ними удивило и оставило неприятный осадок: они приводили в негодность здание школы, ссылаясь на то, что в ней планируется разместить немецкий гарнизон.