Я закричал и забился в цепях, уверенный, что Медея швырнет моих друзей в пламя, но они просто зависли в воздухе. Гроувер продолжал играть на свирели, хотя ветер почти заглушал музыку; Мэг насупилась и что-то вопила. Скорее всего, что-то вроде: ОПЯТЬ?! ТЫ ЧТО, ИЗДЕВАЕШЬСЯ?!
Герофилу вентус не тронул. Наверное, Медея не видела в ней угрозы. Она встала рядом со мной, сжав кулаки. Я был благодарен ей за этот жест, но не понимал, что может сделать одна Сивилла-боксер с такой сильной колдуньей, как Медея.
– Ладно! – воскликнула Медея, и глаза ее торжествующе сверкнули. – Я начну сначала. Читать заклинание и управлять вентусом одновременно довольно сложно, так что, прошу вас, ведите себя хорошо. Иначе я могу отвлечься, и Мэг с Гроувером упадут в ихор. А в нем уже и без того полно всякой дряни: и панды, и амброзия. Так, на чем я остановилась? Ах да! Содрать кожу с твоего смертного тела!
42
Хотите пророчеств?
Подкину вам чуши
Наслаждайтесь!
– Сопротивляйся! – Герофила встала рядом со мной на колени. – Аполлон, ты должен сопротивляться!
От боли я не мог говорить. Иначе я бы ответил: «Сопротивляйся?! Надо же, какой мудрый совет, спасибо! Ты что, оракул?»
Хорошо хоть, она не заставила меня составлять слово «СОПРОТИВЛЯТЬСЯ» из каменных плит.
Пот катился у меня по лицу. Я был обжигающе горяч, причем не в том смысле, в каком был горяч, когда был богом.
Колдунья продолжала читать заклинание. Я понимал, что с каждой секундой она слабеет, но не знал, как обернуть это в свою пользу. Я был закован в цепи. И не мог снова проткнуть себе грудь стрелой, к тому же мне казалось, что колдовство Медеи уже набрало силу, и, если я погибну, это ничуть не помешает ей завершить дело. Мой дух просто стечет в озеро ихора.
Я не мог сыграть на свирели, как Гроувер. Не мог мигом вырастить амброзию, как Мэг. У меня не было силы Джейсона Грейса, чтобы разбить ветряную клетку и спасти друзей.
Сопротивляться… Но как?!
Мое сознание помутилось. Я постарался вспомнить день своего рождения, когда я, выпрыгнув из чрева матери (да, у меня настолько хорошая память), принялся петь и танцевать, наполняя мир своим великолепным голосом. Я вспомнил, как впервые спустился в Дельфийскую пещеру и схватился со своим заклятым врагом Пифоном, как он обвился кольцами вокруг моего бессмертного тела.
Остальные воспоминания были не такими четкими. Я видел себя, мчащегося по небу в солнечной колеснице, – но я не был собой… Я был Гелиосом, титаном солнца, яростно хлещущим своих скакунов огненным кнутом. Другая картинка: я, покрытый золотой краской, с лучистой короной на голове, иду сквозь толпу своих смертных почитателей – я император Калигула, Новое Солнце.
Кто же я?
Я попытался представить лицо своей матери Лето. И не смог. Зевс, мой отец, грозно смотрящий на меня, был лишь неясной тенью. Сестра… конечно, мне никогда не забыть свою сестру-близнеца! Но даже ее черты я видел лишь смутно. У нее серебристые глаза. Она пахнет жимолостью. Что еще? Меня охватила паника. Я не мог вспомнить, как ее зовут. Я не мог вспомнить даже, как зовут меня!
Я прижал пальцы к каменному полу. Они дымились и крошились, как щепки в костре. Мое тело распадалось на пиксели, как тела пандов, когда они рассыпались в прах.
Герофила прокричала мне в ухо:
– Держись! Помощь в пути!
Я не понимал, откуда она – пусть даже и оракул – это знает. Кто захочет меня спасти? И кому это под силу?
– Ты занял мое место, – сказала она. – Используй это!
Я застонал от ярости и отчаяния. Что за чушь она мелет?! Пусть лучше снова говорит загадками! Как мне воспользоваться тем, что я на ее месте, закован в ее цепи? Я же не оракул. Я даже уже не бог. Я… Лестер? О, прекрасно. Это имя я не забыл!
Взглянув на ряды каменных плит, я заметил, что они пусты, будто ждут новых слов. Пророчество не было полным. Возможно, если мне удастся его закончить… это мне поможет?
Я должен это сделать! Джейсон Грейс пожертвовал жизнью ради того, чтобы я добрался сюда. Мои друзья рискнули всем. Мне нельзя просто сдаться. Для того чтобы освободить оракула, выпустить Гелиоса из Горящего Лабиринта… я должен был закончить то, что мы начали.
Медея продолжала бубнить заклинание, подстраивая его ритм под ритм моего сердца, стараясь завладеть моим разумом. Мне нужно прекратить это, прервать заклинание, как это сделал Гроувер с помощью музыки.
«Ты занял мое место», – сказала Герофила.
Я Аполлон, бог прорицаний. Пришло время, чтобы я сам стал оракулом.
Усилием воли я сосредоточил внимание на каменных плитах. У меня на лбу выступили вены, словно готовые вот-вот взорваться петарды. Я промямлил:
Каменные плиты сдвинулись, и в дальнем левом углу зала выстроились в ряд три плиты, на каждой из которых вспыхнуло слово:
– Да! – воскликнула Сивилла. – Да, все верно! Продолжай!
Каждое усилие сопровождалось адскими мучениями. Цепи, прожигая руки, тянули меня вниз. Преодолевая боль, я проскулил: