Естесственно, он был прав. К несчастью, ни один из каменных мостиков не доходил до нашего балкончика. Ни один из них не доходил и до противоположного конца зала, где на каменной площадке одиноко сидела Эритрейская Сивилла. Ее пристанище было не многим лучше одиночной камеры. Тюремщики дали ей лишь раскладушку, стол и унитаз. (Да, представьте себе, даже бессмертные сивиллы ходят в туалет. Многие из мудрейших пророчеств приходили к ним, когда они… Впрочем, не важно.)
Мне было больно смотреть на Герофилу, принужденную находиться в таких условиях. Она была такой же, как я ее запомнил: молодая женщина с темно-рыжей косой, бледной кожей и мускулистым телом, унаследованным от родителей – выносливой наяды и крепкого пастуха. Белые одежды Сивиллы были перепачканы сажей, кое-где виднелись прожженные углями дыры. Она не сводила глаз со входа, расположенного слева от нее, и, похоже, нас не замечала.
– Это она? – прошептала Мэг.
– А ты видишь тут другого оракула? – спросил я.
– Ну так позови ее!
Уж не знаю, почему всю работу приходилось делать мне, но я прокашлялся и крикнул через озеро кипящего ихора:
– Герофила!
Сивилла вскочила на ноги. И только тут я заметил цепи – кандалы на ее руках и ногах и оплавленные звенья, знакомые мне по видениям. Длины цепей, приковавших Сивиллу к полу, хватало лишь на что, чтобы пройти от одной стороны каменной площадки до другой. Какое унижение!
– Аполлон!
Я надеялся, что, увидев меня, она обрадуется. Но лицо ее выражало изумление.
– Я думала, ты придешь через другой… – голос ее оборвался. Она сосредоточенно наморщила лоб и выпалила: – Четыре буквы, последняя «д».
– Вход? – предположил Гроувер.
Несколько плит на поверхности озера загрохотали и пришли в движение. Один каменный квадрат вплотную придвинулся к нашему выступу. К нему прикрепились еще три – и перед нами оказался небольшой мостик. На ближайшей к нам плите вспыхнула золотая буква «д», затем загорелись и другие буквы, и мы увидели слово «ВХОД».
Герофила радостно захлопала в ладоши, звеня цепями:
– Отлично! Скорее вперед!
Мне совсем не хотелось проверять, выдержит ли плита, плавающая в озере раскаленного ихора, мой вес, но Мэг не раздумывая пошла вперед, и мы с Гроувером последовали за ней.
– Только не обижайтесь, леди, – крикнула Мэг Сивилле, – но мы уже раз чуть не сгорели в такой огненной штуке. Может, вы сразу сделаете мост от нас до вашего берега без всяких загадок?
– Я бы с радостью, – ответила Герофила. – Но это мое проклятие! Оракул должен либо говорить загадками, либо оставаться… – она осеклась. – Десять букв. Девятая «ы».
–
Раздался грохот, и мостик под нами задрожал. Гроувер замахал руками и, наверное, упал бы, если бы Мэг вовремя его не поймала. Как хорошо, что на свете есть коротышки! У них центр тяжести расположен низко.
– Не «молчащим»! – крикнул я. – Это не окончательный ответ! Так ответил бы только дурак, потому что в этом слове всего восемь букв и в нем вообще нет «ы»! – Я устремил на сатира испепеляющий взгляд.
– Простите, – пробормотал он. – Я увлекся.
Мэг внимательно посмотрела на плиты. Стразы в оправе ее очков блеснули красным.
– Флегматизм? – предположила она. – Тут десять букв.
– Во-первых, – ответил я, – я впечатлен, что ты знаешь такое слово. Во-вторых, в это предложение его не вставить. Звучит абсурдно: «…либо оставаться
– Тогда сам отгадывай, бог-всезнайка, – фыркнула она. – И на этот раз давай без ошибок!
Какая несправедливость! Я принялся подбирать синонимы к слову «молчащий». Но мне в голову ничего не приходило. В конце концов, я люблю музыку и поэзию. Тишина мне не по душе.
– Безмолвным, – наконец проговорил я. – Значит, нужное слово – «безмолвный».
Плиты откликнулись и образовали второй мостик – десять букв по горизонтали, слово «БЕЗМОЛВНЫЙ», пересекающее первое слово в букве «в». К несчастью, так как этот мостик лег поперек, ближе к оракулу мы не стали.
– Герофила, – крикнул я, – я понимаю, что тебе нелегко. Но не могла бы ты подбирать более подходящие по длине ответы? Пусть, скажем, следующее слово будет очень простым и очень длинным, чтобы мы сразу оказались на твоей площадке.
– Ты же знаешь, что я не могу, Аполлон. – Она сжала руки. – Прошу, поспешите, если не хотите, чтобы из Калигулы получился новый… – ее речь снова оборвалась. – Три буквы. В середине «о».
– Бог! – горько сказал я.
Сложился третий мостик – три плиты, пересекающие слово «безмолвный» в букве «о». А значит, к цели мы стали ближе лишь на одну плиту. Все втроем мы взгромоздились на плиту с буквой «б». В зале стало еще жарче, будто чем ближе мы подбирались к Герофиле, тем яростней кипел ихор Гелиоса. С Гроувера и Мэг ручьями лил пот. Мой камуфляжный наряд тоже промок насквозь. В последний раз мне было так же неприятно стоять, прижавшись к кому-то, в 1969 году на концерте «Роллинг Стоунз» в «Мэдисон-сквер-гарден». (Совет: как бы вам ни хотелось, не обнимайте Мика Джаггера и Кита Ричардса, когда они выходят на бис. Как же потеют эти мужики!)
Герофила вздохнула: