Наверное, Пайпер было около шестнадцати, столько же, сколько и… Нет, я не мог сказать: «Столько же, сколько и мне». Если бы я подумал так, мне пришлось бы сравнить её идеальную кожу с моим покрытым угрями лицом, ее тонкий точеный нос с моим неуклюжим комком хрящей, её плавно очерченные формы с моими, очерченными не менее плавно, но в куда худшем смысле. Тогда мне пришлось бы закричать: «НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!»
Такая юная, она уже видела так много битв. Она сказала: «Когда мы закрывали Врата Смерти», так, как ее сверстники из старшей школы могли бы сказать: «Когда мы плавали в бассейне у Кайла».
— Мы знали, что существует горящий лабиринт, — продолжила она. — Глисон и Мелли рассказали нам о нем. Они сказали, сатиры и дриады… — она указала на Гроувера. — Ну, это не секрет, что для вас, ребята, наступили плохие времена с этой засухой и пожарами. Кроме того, я видела несколько снов. Ну, знаете.
Гроувер и я кивнули. Даже Мэг отвлеклась от своих опасных экспериментов с оборудованием для пикника и сочувственно хмыкнула. Мы все знали, что полубогу и вздремнуть нельзя, чтобы не оказаться в плену у предвестий и знамений.
— В любом случае, — продолжила Пайпер, — я думала, что мы сможем найти сердце лабиринта. Я считала, что, кто бы ни сделал нашу жизнь ужасной, он будет там, и мы сможем отправить его или ее обратно в Царство Мертвых.
— Когда ты говоришь «мы», — спросил Гроувер, — ты имеешь в виду себя и?..
— Джейсона. Да.
Ее голос сник, когда она произнесла его имя, точно так же, как мой, когда мне приходилось произносить имена Гиацинта или Дафны.
— Что-то произошло между вами, — решил я.
Она смахнула невидимую пылинку со своих джинсов.
— Этот год был трудным.
«Кому ты говоришь», — подумал я.
Мэг включила одну из конфорок для барбекю, которая вспыхнула, как ракетный двигатель.
— Вы, ребята, расстались или как?
Только МакКэффри может говорить бестактные вещи на тему любви ребенку Афродиты, в то же время зажигая огонь в присутствии сатира.
— Пожалуйста, не играй с этой штукой, — мягко попросила Пайпер. — И да, мы расстались.
Гроувер проблеял:
— Правда? Но я слышал… Я думал…
— Что ты думал? — голос Пайпер оставался ровным и спокойным. — Что мы всегда будем вместе, как Перси и Аннабет? — она уставилась в пустой дом, определенно не так, будто скучала по старой мебели, а так, словно представляла это место полностью другим. — Вещи меняются. Люди меняются. Наше знакомство с Джейсоном началось странно. Гера внесла путаницу в наши головы, заставив нас думать, что у нас есть общее прошлое, которого у нас не было.
— А, — сказал я. — Звучит похоже на Геру.
— Мы сражались на войне с Геей. Затем потратили месяцы, разыскивая Лео. Потом мы попытались освоиться в школе, и как только у меня действительно появилось время отдышаться…
Она замялась, изучая лица каждого из нас, как будто поняв, что почти поделилась настоящими причинами, более глубокими причинами с людьми, которых едва знала. Я вспомнил, как Мелли назвала Пайпер бедной девочкой, и то, как нимфа произнесла имя Джейсона с неприязнью.
— В любом случае, — сказала Пайпер, — вещи меняются. Но мы в порядке. Он в порядке. Я в порядке. По крайней мере… была, пока не началось это.
Она показала на большую комнату, где грузчики теперь тащили матрас к входной двери.
Я решил, что пора вернуться к нашим слонам. Или, скорее, к слонам в этой комнате. Или к слонам, которые были бы в комнате, если бы грузчики их не утащили.
— Что именно произошло? — спросил я. — Что в этих документах цвета одуванчиков?
— Типа этого, — сказала Мэг, вытаскивая из своего пояса садовника сложенное письмо, которое она, должно быть, стащила в большой комнате. Для ребёнка Деметры у неё были цепкие пальчики.
— Мэг! — воскликнул я. — Это не твоё.
Может быть, я был чересчур чувствителен ко всему, связанному с воровством чужих писем. Однажды Артемида порылась в моей корреспонденции и нашла несколько пикантных писем от Лукреции Борджиа, которыми дразнила меня десятилетиями.
— Финансы Н. Г., — гнула свое Мэг. — Неос Гелиос. Калигула, верно?
Пайпер вонзила ногти в деревянные перила.
— Просто избавься от этого. Пожалуйста.
Мэг бросила письмо в огонь.
Гроувер вздохнул.
— Я мог бы съесть его для тебя. Это лучше для окружающей среды, и у почтовой бумаги отличный вкус.
У Пайпер это вызвало слабую улыбку.
— Остальные все твои, — пообещала она. — Что до их содержания, там все законно, законно, бла-бла, финансы, скукота, законно. Короче, моему папе конец, — она подняла бровь, взглянув на меня. — Ты действительно не читал светские хроники? Обложки журналов?
— Я тоже спросил об этом, — сказал Гроувер.
Я сделал мысленную заметку посетить ближайший бакалейный магазин и запастись чтивом.
— Я сильно отстал от событий, — признал я. — Когда это все началось?