Горячий август

Настя пришла одна. Мартин, увидев ее, сразу стал собираться в дорогу. Перевязал веревки в задке, подложил под сиденье сено, начал запрягать лошадь. Когда Настя подошла, он подтягивал чересседельник.

- Почему одна, кума? - Мартин в шутку всегда называл Настю "кумой".

- Не приехал. Должно быть, задержали.

- Навряд, может, где на пересадке замешкался... Садись!

Он попридержал коня, пока Настя, подобрав край широкой юбки, усаживалась.

Сам он не сел, а, прихрамывая, пошел рядом с телегой, держась одной рукой за край телеги, другой за вожжи. Потом уже, когда железные шины колес загромыхали по каменной мостовой, подскакивая на каждом булыжнике, он подсел к Насте. Та сверкнула черными глазами, хотела, видно, сказать что-то и, не сказав, затихла. Брови ее удивленно поднялись.

- Ты что это, как мышь на крупу, надулся? Смотри, людей настрашишь. А то еще, чего доброго, как бы копь не испугался. Разнесет.

Она засмеялась. Блеснули ровными рядами белые зубы.

"Красавица какая!--удивился Мартин. - Вот и войну пережила и сколько перетерпела, а всё как дивчина. Никогда не увидишь ее с опущенной головой - смеется, озорует... Без присказки и о лавки не свалится!"

- Сколько тебе лет? - неожиданно спросил он.

- А что? - усмехнулась Настя. - Купить хочешь? Не купишь. Денег не хватит.

- Смотрю я на тебя: и годы к тебе "е пристают. Как с гуся вода. До ста лет все будешь молодухой ходить. Не то, что Алена. Та за войну на двадцать лет состарилась.

- А что мне! - в черных глазах Насти блеснули смешинки. - Лягу не мята, встану не клята... Чего ж мне стареть? В колхозе ведь тоже ме.ня за работу мою не корят, - весело ответила о.на и задорно посмотрела на Мартина.

Председатель не ответил. Подвода выехала с поля. Колеса тихо и мягко катились по пыльным колеям. Вдоль дороги тянулись сады, огороды, ягодники.

- А как ты думаешь, - вдруг снова обернулся к Насте Мартин, --- почему я насупился?

- А кто ж тебя знает? Тебе /к как будто видней.

- Видней-то видней, правда. А ты всетаки догадалась бы, если бы сколько-нибудь подумала. Может статься, у председателя от лени поясницу ломит? А может, он тревожится, что на поле ячмень осыпается, а тут разлад, ссора между двумя бригадами?

В полукилометре дорога поворачивала направо. От поворота она была обсажена густым березовым молодняком. Когда.

Мартин и Настя подъехали к повороту, из, за придорожных деревьев показалась подвода, нагруженная мешками. За ней вторая, третья., четвертая.

Еще издалека Мартын узнал, что это обоз с хлебом из их колхоза, из "Партизана". Он соскочил с телеги и пошел навстречу колхозникам.

- Сегодня все вывезли? - спросил Мартин у. старшего по обозу - Рыгора Макарчука.

- Рожь вывезли, сколько было намечено, полиостью, словом... Плохо, что пшеницу еще не везем, - ответил тот, идя рядом с возом.

- Намолотим и пшеницы. Теперь ведь все покуда цепами бьем. Вот послезавтра окончим жать, да молотилка приедет - обещали в эмтеэсе, тогда покажем! Да, чтоб не забыть, слушай, Рыгор: сдашь хлеб, заезжай в сельхозснаб, забери запасной нож для жнейки. Скажи1, а как там, дома, все в порядке?

- Все. Л что может случиться? Работают.

Мартин, успокоенный, вернулся к Насте.

- Из головы не выходит ваша ссора, - продолжал он прерванный разговор. - Будто какая-нибудь гайка в машине покрошилась - так и в нашем колхозе. Крутится колесо, бегает, как полагается, но скрипит. Ты только за свою бригаду болеешь, тебе хлопот мало, а я за весь колхоз отвечаю. Про весь колхоз мне одному думать, что ли?

- Что ж, большому коню большой хомут, - с усмешкой перебила Настя. - Ты .6 вот про Алену меньше думал, тогда б легче было. - Потом добавила горячо и серьезно: -:: Ты что ж хочешь, чтоб я помирилась? С ней не то что мириться, а...

ее, может быть, судить нужно, ту, твою хваленую Алену. А ты еще прикрываешь!

- Чем же ты докажешь, что Алена виновата?

- Нечего доказывать. Я и так знаю,

что она. Видно по очам, кто ходит по ночам.

- Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Ты начала ссору, а теперь ни за что ославила человека...

- Ты меня не агитируй мириться! - отрезала сердито Настя, спустила с телеги загорелые упругие ноги в туфлях с высокими каблуками и стала с силой стегать кнутом по запыленной придорожной траве. - Когда захочу, сама приду, протяну руку.

Я хоть и в юбке, а смелости мне не занимать...

Председатель стал молча свертывать самокрутку. Табак как будто нарочно рассыпался в непослушных пальцах. Несколько раз чиркнул спичкой, спички на ветру гасли. Он бросил вожжи Насте, спрыгнул на землю, но неудачно наступил на раненую ногу и едва не заскрипел зубами от боли. Заслонив ладонью спичку от ветра, он закурил. Телегу не стал догонять, а шел поодаль от нее. Думал неласково:

"Баба упрямая, попробуй уговори ее. "Когда захочу, сама приду". Жди, когда ей пожеластся притти! Возись тут с ее капризами".

Так он шел долго. Вокруг в сухом зное августовского дня изнывали поля. Его взгляд останавливался то на голой пожне, первом знаке .прощания с летом, то на белесых разливах несжатого ячменя, то на зеленой запыленной ботве картофельника.