Горячие сердца

Подошли дни решительного наступления советских войск на японцев, рассчитанного на полное уничтожение их группировки. Повседневные заботы заслонили было мысли Николая о гибели Ююкина и допросе Фукуды. Но потом одна фраза японца снова всплыла в памяти. Это была фраза о том, что по возвращении в Японию Фукуда должен будет сделать себе харакири. Николай плохо верил тому, что японец покончит с собой, но как знать?.. Совсем другой смысл приобрело бы его самоубийство, будь оно совершено в момент, когда Фукуда понял, что ему не избежать плена. А так... чисто японская самурайщина... Допотопная чепуха!

Николай несколько раз задавал себе вопрос: крепко ли он сам любит жизнь? И всякий раз без колебаний отвечал: да. Он любил жизнь. Любил такой, какой она была, — с радостями и надеждами. А надежды были так огромны, что их невозможно было охватить мыслью, так светлы...

Светлая линия советской жизни и путь советского солдата сливались воедино. Самый этот путь и был жизнью, радостной и прекрасной.

Сердце большевика

Предгрозье

Прошло совсем немного времени с тех пор, как отряд Николая вернулся из Монголии. Николай похудел и почернел под монгольским солнцем.

Холодным утром осени 1939 года загудела аэродромная сирена: тревога!

Николай, как всегда, не спеша, спокойно оделся. Он, как и прежде, оставался верен своему правилу: никогда не спешить, но всюду и всегда попадать во-время.

К тому времени, когда он застегивал пояс, у Анны уже был готов завтрак.

— Учебная тревога? — спросила она, чтобы только не молчать, пока он пил чай. Знала, что все равно не ответит.

Он действительно не ответил. Молча поцеловал ее, дотронулся до волос спящего Вити и ушел.

Анне казалось, что она еще видит загорелые пальцы мужа на головке сына. Такие крепкие и сильные, они делались необыкновенно легкими и ласковыми, когда касались ребенка...

Николай вернулся с аэродрома только затем, чтобы взять свой маленький дорожный чемоданчик.

На кончике языка у Анны висело слово «куда», но она только спросила:

— Что собрать?

— Что нужно для... правительственного задания.

И снова пристальный взгляд в глаза, долгий поцелуй и ласковое прикосновение пальцев к розовой щечке сына.

Анна тоже молчала, глядя, как одна за другой отрываются от аэродрома ширококрылые краснозвездные птицы.

Вот побежала, взметая снег, и желтая «единица» Николая. Анна Петровна сотни раз видела, как она взлетает: днем и ночью, под ярким солнцем и в непогоду. Но редко когда ладонь жены так крепко прижималась к губам, сдерживая их дрожь, как в этот раз...

От страниц газет веяло теперь военной грозой.

27 ноября, едва раскрыв «Правду», она поняла, куда улетел ее Николай:

«По сообщению штаба Ленинградского округа, 26 ноября, в 15 часов 45 минут, наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артогнем...»

Прошло еще несколько дней, и по радио раздался голос Молотова:

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Враждебная в отношении нашей страны политика нынешнего правительства Финляндии вынуждает нас принять немедленные меры по обеспечению внешней государственной безопасности...

Он говорил, а Анна Петровна стояла, прижав руку ко рту, как тогда, когда на горизонте скрывалась желтая «единица» Николая.

«...Единственной целью наших мероприятий является обеспечение безопасности Советского Союза и особенно Ленинграда с его трех с половиной миллионным населением. В современной, накаленной войною, международной обстановке решение этой жизненной и неотложной задачи государства мы не можем поставить в зависимость от злой воли нынешних финляндских правителей. Эту задачу придется решить усилиями самого Советского Союза в и сотрудничестве с финляндским народом...»

Анна читала в газетах лаконичные сообщения о взлетевших на воздух дотах линии Маннергейма, о разбегающихся по лесам финских лыжниках; об упорных боях днем и ночью.

Анна знала, что взлетевший на воздух финский дот — это тяжелые бомбы Николая; рассеянная финская пехота — его пулеметы. Она знала, что днем и ночью он вылетает для того, чтобы выполнить то, что скупо именуется «боевым заданием». Она знала, что когда он вернется, то снова, как прежде, не скажет ей ни слова о том, где был, как все происходило. И, зная это, она еще более жадно вчитывалась в скупые строки газет. Затаив дыхание, вслушивалась в каждый шорох репродуктора.

13 марта 1940 года ровный голос диктора возвестил победу Красной Армии. В этот день, в 12 часов по ленинградскому времени, прекратились военные действия между СССР и Финляндией.

В первый раз Анна Петровна вздохнула легче. Легче, но не легко. Что она знала о Николае? Ничего.

С этого часа она вместе с женами других летчиков смотрела на небо: летят или не летят?

Конечно, они прилетели.

Женщины выбежали на крылечки, на балконы. С севера, гудя моторами, приближались эскадрильи. Женщины боялись глядеть вверх, но разве можно было заставить глаза оставаться опущенными!

Желтая «единица»?..

Вот, вот она!