Горячее лето 42-го

- Нет, к сожалению, жив пока, собака! - по-прежнему, находясь в отличном расположении духа, ответил комбат, - хотя, со временем, и до него дело дойдет! Я просто уверен в этом. Вот здесь, немного разберемся с этим сбродом, а там, думаю и до Гитлера дело дойдет! Этот пакет, в принципе, и вас касается, между прочим, - он кивнул в сторону начштаба, прятавшего документы в свои "закрома", - но об этом, поговорим позже. Давайте, сначала, с вами разберемся. Разрешите представить - старший лейтенант Страхов Михаил Митрофанович, он из Особого отдела. Слышали, наверное, что это за отдел? Мы, сейчас, с вами побеседуем немного, затем, товарищ Страхов задаст вам несколько вопросов. Расскажете, как на духу, кто вы, откуда, как оказались здесь. В общем, все рассказывайте, без утайки. Ясно?

- Ясно, товарищ майор! - ответили мы хором, и я принялся излагать нашу версию событий.

Харин, во время рассказа, прохаживался по землянке как маятник, и, казалось, абсолютно не слушает, о чем я говорю. "Что-то он нервный какой-то к обеду стал, с утра получше выглядел. Хотя, у него забот, похоже, выше крыши, есть о чем задуматься и, поменяться с ним местами, я бы не хотел ни за какие коврижки. Но, в общем, настроение у него было приподнятое, он думал о чем-то, размышлял о чем-то важном. С другой стороны - он комбат, у него должность такая, думать всю дорогу. Как врага победить, не числом, а уменьем, по возможности личный состав сохранить и, самому, желательно, в живых остаться.

В отличие от Харина, "особист" сидел ровно, спокойно разглядывал нас и, внимательно слушал. Время от времени, он перебивал мой сбивчивый рассказ, задавал уточняющие вопросы, переспрашивал, особенно интересовался тем, как мы сумели перебраться на эту сторону Дона. Что да как там было, на той стороне. Голос спокойный, а глаза такие добрые, взгляд внимательный, как бы говорящий: " - давай, давай, ври дальше, только не завирайся! Все равно я тебя, голубчик, на чистую воду выведу!". Писарь его, Белов, строчил весьма быстро, дело свое знал туго, видимо и до войны с этим был связан. Профессионал, однако! Только иногда, не успевая, просил повторить, когда я, ускоряя речь, сбивчиво рассказывал о наших приключениях. Когда дошел до нашей переправы через Дон, и высадке на этот берег, я попробовал призвать в свидетели политрука, ведь он все это видел собственными глазами, (я так думал). Особист повернулся к Семенову и спросил:

- Все так и было, Василий Степанович?

- Ну, не совсем так, - оторвался от газеты старший политрук, - когда я встретился с ними в лесу, их Сидорчук вел в расположение, абсолютно голых, ну и еще там бойцы были.

- Пусть объяснительные напишут, - сказал "особист", - чтобы, значит, документально подтверждалось, где, при каких обстоятельствах боец Сидорчук повстречался с этими товарищами. А то, понимаешь, вылезли из реки трое, голышом, ни документов при себе, понимаешь, ни чего. Вас, таких ухарей, тут каждый день знаете, сколько передо мной проходит?

- Сколько? - это Коля решил узнать у Страхова количество голозадых товарищей, с которыми тот имеет дело, в течение обычного рабочего дня.

- Много! - ничуть не смутившись, продолжал свою речь "особист" - и днем и ночью, понимаешь, пачками плывут с того берега всякие..., - он сделал паузу, подбирая верное слово, - всякие личности непонятные. И пойди, разберись, кто свой, а кто чужой. А кто не просто чужой, а засланный, с определенными целями! - тут он поднял вверх указательный палец и многозначительно посмотрел на нас, - побросали, понимаешь личное оружие, технику, снаряжение и так далее. Документов опять же, нет никаких, удостоверяющих личность. А если, допустим, ты, - и он показал пальцем прямо на Коляна, от чего брат нервно заерзал на лавке, - если ты, честный советский человек, тем более, боец Красной Армии, то и выходить из окружения, или из другого, какого, серьезного положения, ты должен с оружием, удостоверением личности, желательно, ну и, организованно, наконец. Бегай тут, по берегу, собирай таких вот, голозадых и выясняй, кто ты есть такой, на самом деле - честный советский человек, или дезертир. А может и того хуже, может ты диверсант немецкий! Это же ведь понимать надо! Со шпионами у нас разговор короткий - по закону военного времени, и никаких гвоздей! - тут "страшный лейтенант" с чувством рубанул ребром ладони по столу, Лукин еле успел подхватить чернильницу.

Он, аж взмок, бедолага, от напряжения, стараясь на нас жуть нагнать. Да и фамилия у него подходящая - в самый раз для такой работы. Только, мне кажется, он не такой суровый, каким хочет показаться нам. С другой стороны - он, в данной ситуации, является для нас Властью, именно с большой буквы В, и нам нужно его очень внимательно слушать и не перечить, ни в коем случае. Ведь от его решения, не в последней степени, зависит наша дальнейшая судьба. Как решит, так и будет. Спорить все равно бесполезно.