Горечь

Два свода – земли и небес
Смыкались в запущенном парке.
Под радугой каменной арки
Виднелся Платоновский лес.

Вдали обозначен едва,
Он таял от зноя и света —
Бесцветная в пламени лета,
Прозрачной казалась листва.

Вблизи этот лес, словно дух,
Явился нам разным и странным —
Исполненным сумрачной тайны
И сонным, как тяжкий недуг.

Уже через пару шагов
Он взял нас в тугие объятья —
Но женщина в ситцевом платье
Хотела к обеду грибов.

Он сразу же нас невзлюбил
За то, что ступали в растенья,
Считая, что здесь запустенье —
А он их растил и копил.

Он властно манил нас назад,
Затаптывал тропы и вехи,
Где были гнилые орехи
И дупла с лицом бесенят.

Он нам ничего не давал.
Уж очень мы были мирские,
И праздные, и городские —
Для тайн, что он свято скрывал…

Но девочка с чёлкой прямой —
Наверно, сама подрезала —
Шершавые губы лизала,
И не торопилась домой.

И женщина, клявшая путь,
Грибы и сухое печенье,
Всё медлила с их возвращеньем,
И пряталась в тень – отдохнуть.

Ладонью манила меня
И будто бы в шутку крестила,
Ругала нечистую силу
В жилище из мшистого пня.

А я озиралась вокруг —
Забавные эльфы лесные
Серьёзные гномы не злые —
Восторг, а совсем не испуг!

Я с ними была заодно,
Я общий язык находила —
Чем женщину крайне сердила,
И это казалось смешно.

Заухал Платоновский лес —
И листья охапкой взлетели,
И птицы меж ними свистели,
Как будто был равен их вес.

И нас, наконец, пригласил
К застолью полян земляничных,
Маслят златоногих отличных —
И всё городское простил.

Опушка открылась сама —
И солнечным ветром дохнуло.
А лес на окраине Тулы
Накрыла лиловая тьма…

…Я будто смотрела назад…
 Но сон оборвался некстати —
 И женщина в ситцевом платье
 Вернулась домой без маслят.

Матери