Горечь

— Как это ты не слышала об этой группе? — спросил он некоторое время спустя, ошеломленный моим признанием. Его волнующие голубые глаза были нацелены на меня, словно луч надежды.

— В последнее время мне точно было не до новой музыки, — заметила я.

— Верно. — Он мгновение изучал меня, а затем улыбнулся, сверкнув ямочками. — Мне кажется, тебе она понравится. Ну, надеюсь на это. — Его слова прозвучали так, будто он поспорил с самим собой.

Я с любопытством наблюдала, как он пролистал свой плейлист, а затем подключил MP3-плеер к док-станции, прежде чем схватить пульт дистанционного управления на обратном пути. Он плюхнулся на кровать и положил подушку под голову.

— Иди сюда, — сказал он, жестом приглашая меня лечь рядом.

— Всё в порядке, мне и здесь хорошо, — сказала я, отмахиваясь от него, пока сидела на самом краю его кровати.

— Ну же, я не кусаюсь.

— Знаю, — сказала я, но правда была в том, что я боялась находиться слишком близко. Я боялась, что не сдержусь, если рискну приблизиться к нему.

Казалось, он смущен.

— Ты боишься меня или что?

— Нет. — Я проглотила нервный комок, застрявший в горле. — Конечно нет, — сказала я. Но это было не совсем правдой, и мы оба это знали.

— Мы уже оставались наедине.

— Я помню.

— Так что ничего страшного.

— Я знаю, — сказала я, более уверенно на этот раз.

— Поэтому, давай, прекращай свои игры и иди сюда. Я не включу песню, пока ты не сделаешь этого, — искушал он, сцепляя пальцы за головой, из-за чего четко проявились громоздкие мышцы рук.

Я не была уверена делал ли он это нарочно, но меня что-то подталкивало двинуться к нему. Я придвинулась ближе, и аккуратно легла рядом.

Он сверкнул ямочками на щеках в знак победы.

— Видишь, не так уж и плохо, да?

— Определенно плохо, — нахмурилась я, отказываясь во всем потакать ему.

Смеясь, он поднял с колен пульт и нажал на «плэй». Его густые черные ресницы опустились словно занавес; губы сжались в предвкушении.

Я старалась не смотреть на него — это было так чертовски сложно, как оторвать взгляд от падающей звезды.

— Закрой глаза, — сказал он.

— Не закрою.

— Сделай одолжение. — От его умоляющих глаз было невозможно оторваться. — Пожалуйста. Закрой их.

Я слушаюсь.

Начинает играть песня; равномерный, мягкий ритм барабана был убаюкивающим и живым как биение любящего сердца.

Она уже мне нравилась.

— Это моя песня для тебя, Джемма. — Его глаза были отвернуты от меня, когда он это произнес, будто не имел достаточно мужества сказать мне эти слова, смотря прямо на меня.

А теперь я влюбилась в нее.

Когда я услышала первые слова песни, у меня перехватило дыхание. В ушах танцевали звуки мягких, заботливых обещаний о любви, унося меня в невиданное прежде, но такое желанное, место. Это была история о «жили долго и счастливо», в которой я отчаянно жаждала жить. Я не могла пошевелиться. Не могла перестать слушать. Боялась пропустить хоть один музыкальный бит. Всё, чего я хотела — быть там, где я сейчас, жить и дышать этим мгновением, с ним, и навсегда.

— Как тебе? — спросил он, когда песня закончилась, в его голосе переплелись неуверенность и надежда.

Я попыталась выровнять дыхание и собраться с мыслями.

— Мне очень понравилось. Никогда в жизни мне настолько сильно не нравилась песня, как сейчас.

Его рука скользнула в мою, он скрестил наши пальцы и я вздрогнула от этого прикосновения. В этом моменте всё было правильным — безупречным — прямо как в тот последний раз, когда мы были здесь.

Только вот в последний раз всё было не так. Печаль просачивалась мне в сердце, погружая в него чувства боли и горя. Так много всего произошло с тех пор. Столько боли было причинено.

— Хотел бы я, чтобы ты не чувствовала всего этого, — сказал он, повернувшись ко мне лицом. Его раненый взгляд говорил мне, что он знал, что это всё по его вине.

— Да, я тоже, — сказала я, желая, чтобы всё это исчезло; вся боль и страдания, как и все воспоминания о той ночи в церкви.

— Думаешь, ты когда-нибудь сможешь это забыть?

— Не знаю, — просто ответила я, потому что это было правдой. — Сердцем я знаю, что это был не настоящий ты, но мне сложно стереть из памяти твой облик, уходящий прочь от меня. — Эта картинка запечатлелась в моей памяти словно след от ожога. Шрамы были болезненны и отвратительны на вид.

Он приблизился.

— Разрешишь мне попытаться исправить всё?

Его голос — хриплый, страстный шепот, проникающий в мое сознание.

Я пыталась унять бабочек в животе, не в состоянии выдавить из себя внятный ответ. Вместо этого я отвела взгляд к потолку. На простой светлый белый потолок было смотреть безопаснее, чем на Трейса.

Его ладонь коснулась моей щеки и он повернул мое лицо к своему, так что у меня не оставалось иного варианта, кроме как смотреть на него. Его сверкающие синие глаза пробежались по моему лицу, всматриваясь в его черты так, будто желая запечатлеть их у себя в памяти.