Госпожа Кашина окончательно проснулась и стояла полуодетая с распущенными кудрями, как богиня Диана, готовая к охоте.
- В самый раз. Вот только ваш бестолковый помощник никак не может помочь мне одеться. Помогите вы мне, раз пришли.
На Ипатова Собакин больше не смотрел, как будто его и не было. Воспользовавшись этим, Александр Прохорович опрометью кинулся вон не только из комнаты, но и из дому. Через пятнадцать минут он уже сидел в кухне у Канделяброва и, хлюпая носом, рассказывал о проклятой ночи.
- Спиридон Кондратьич, верьте, и в мыслях ничего не имел, как на Духу вам говорю. Вот могу перед иконой побожиться. Она сама на меня кинулась. Ты, говорит, будешь моим орудием мести. Я чуть Богу душу не отдал. До сих пор коленки дрожат. Думал, что живым от неё не уйду. Я всю ночь глаз не сомкнул. Что же теперь будет, Спиридон Кондратьич, а?
- Чего это у тебя, пакостник, вся морда разворочена? – пытал его Канделябров.
- Так говорю вам, что она на меня кинулась, как тигрица. В темноте всё происходило. Я поначалу отбивался, а потом изнемог.
- Тьфу ты! Не говори мне о своих безобразиях! - закричал Спиридон, замахиваясь на Ипатова большой деревянной ложкой, которой замешивал тесто для блинов.
- Вам хорошо рассуждать, а мне каково? – жалобил его Александр Прохорович.
- Ладно, не дрейфь, как говорит Брюс. Уже то хорошо, что теперь эта короста от нас отпадёт. Вилим такого терпеть не станет.
- Ага, отпадёт вместе со мной. А я ни сном, ни духом, – опять завёл шарманку Ипатов. – Помогите, Спиридон Кондратьич, век буду за вас Бога молить, в поминанье запишу!
Раздался входной звонок. Молодой человек, как загнанный заяц заметался по кухне. Спиридон хлопнул его по спине и пошёл открывать. Но, это был не хозяин. На пороге стоял господин Шандыбин, староста из Английского клуба.
- Прошу прощения, что так рано побеспокоил. Я хотел бы увидеть Вильяма Яковлевича.
- Сожалею, но его уже нет дома, – чинно ответил слуга. - Отбыл по делам. Будет не скоро. Что передать?
- Передайте ему, что по нашей договорённости, он обещал взяться за расследование дела о пропавшем «Чёрном сердце».
- Что, так и не нашли?
- К сожалению, нет.
- Вот и хорошо, – сказал Канделябров, закрывая дверь за посетителем. – Сейчас навалится работа – будет не до баб. Рассосётся как-нибудь. Утри сопли, Казанова.
К полудню проснулся отец Меркурий. Сладко потягиваясь и мелко крестясь, он проследовал в ванную комнату первого этажа.
- Я с дороги сильно притомился, но, чтобы столько проспать! – качал он плешивой головой - Негоже монаху столько без молитвы быть. Вот искушение, прости Господи!
- Ничего, отец Меркурий, – утешал его Спиридон. – На светлую голову наверстаете. Я вам в гостевой комнате всё обустроил. И даже святой водичкой везде покропил.
Ипатов сидел в своём закутке и трясся от неизвестности – ждал возвращения начальника. А тот всё не шёл и не шёл. В особняке повисла непривычная, с некоторых пор, тишина. Только из гостевой слышалось молитвенное бормотание и частые вздохи отца Меркурия: монах навёрстывал упущенное.
Ближе к трём хлопнула дверь – пришёл Собакин, быстро вбежал к себе наверх, кивнул, как ни в чём не бывало Ипатову, пошёл поздороваться с родственником и потребовал у Спиридона обед. Еда была постная, в угоду дорогому гостю и на редкость вкусная: Канделябров расстарался. У Ипатова со вчерашнего дня не было во рту маковой росинки, но кусок в горло не лез, несмотря на то, что стол ломился.
- Что это с вами приключилось, раб Божий Александр? – участливо спросил старший Собакин молодого человека. – Никак с преступником сразились пока я, окаянный, спал?
- Именно так, отче, – ответил за него Вильям Яковлевич. – Мой помощник – малый, хоть куда. Видите, какие отметины получил он этой ночью от одной бандитской руки. Теперь ждёт от меня заслуженной награды.
Ипатов поперхнулся стерлядью, да так, что весь побагровел, дыхание у него враз прекратилось, и он закатил глаза. Тут к нему подлетел Канделябров и со всего маху саданул по спине, отчего рыба вернулась на тарелку нетронутой.
Собакин надменно смотрел на своего помощника, точь-в-точь как на портрете смотрел его предок - граф Брюс. Александра Прохоровича крючило под этим взглядом, но он крепился. Не отводя тяжёлого взгляда от понурого молодца, Вильям Яковлевич вёл с родственником непринуждённую беседу.
- Надолго к нам?
- Не знаю, Вилли. У меня опять неприятности.
« Вилли! - думал про себя Ипатов, катая по столу хлебные шарики. – Чувствую, достанется мне от вашего Вилли. А в чём я собственно виноват? Сами навязали мне эту куклу! Ах, какая у неё талия и грудь – с ума можно сойти. И ещё волосы. Нет, это я не о том. Сам её мне спихнул, а теперь вон как глазами зыркает! Интересно, куда он её дел? Небось, на квартиру устроил, жентельмен».
Собакин тоже слушал отца Меркурия в пол-уха.
«Он, конечно, сукин сын, но что с него взять? Мальчишка жидковат, а бабы это сразу видят. Эх, Barby, паскудница, отрываю тебя от сердца прямо с кровью. Ладно, забыли. Квартиру я ей нанял, оплатил и денег дал. Пусть ищет другого дурака такое терпеть».