Горе побеждённым

 - Я закон знаю, Рыжик. Давай, сунемся вместе. Если наводка чистая – весь хабар твой. Мне нужен только дядя с конфетой. Эту сладость тебе всё равно не проглотить.

 - Это почему же?

 - За эту цацку за тобой не только легавые, но и чужие до дубака будут гоняться. Тебе это надо? – вразумлял уголовника Собакин.

 - А тебе? – прищурился Федя.

 - Мне дядя нужен. За ним должок.

 - Если он, падла, меня подставить хотел – за ним такой должок будет, что пожалеет, что родился.

 - Не гоношись, – осадил его Клоун. – Дядя – мой. И не вздумай масть менять, понял? Если бы не я, после липового-то клея, ты бы со своими, как пить дать, попался. И получается, Федя, что ты в кабале у меня, по-любому.

 Все замолчали.

 - Значит так, – улыбнулся Федя золотым ртом. – Мне ваши с Юшкой заморочки не нужны. На мой век рыжиков хватит. Ты зря здесь пуп рвал. Я ведь этому барбосу во взаимности отказал. Он от меня ни с чем ушёл. А тебе я дал выступить, чтобы узнать, что тогда ко мне приплыло: порожняк с дерьмом или дело фартовое. Так что - никакой кабалы, запомни. Ты ещё мне, сявка залётная, отстегнёшь, если хочешь этого дядю взлохматить.

 Собакин заиграл скулами:

 - Сколько?

 - Пятьдесят николаевских.  И, за твой выход отсюда - столько же.

 - Афиша не треснет? – взвился Клоун. – Это ты так рассудил вместо благодарности?

 - Заткни хлебало, не в церкви. Не я к тебе пришёл, а ты ко мне, – отрезал  Федя. – Пошли  валета к своим – пусть принесёт мне рыжики, тогда разговор будет, – подвёл черту уголовник и поманил своих. – А мы гонца здесь ждать будем. В «святцы» игранём - время скоротаем.

 - Ну, смотри, Федя, -  попытался изменить ситуацию Собакин. – Может и тебе приведётся попросить меня забрать с морозца! Припомню я тебе эти рыжики, когда в колодках пердячим паром изойдёшь на руде и запросишься домой. Весь свой цветняк отдашь, чтобы я тебя сюда вернул, а я тогда посмеюся над тобой. Мой черёд будет базарить, кто к кому пришёл!

 Федя засопел. Вокруг своего туза засопела кодла и заиграла кастетами да ножиками. Вообще-то, Рыжик был вор осторожный (потому и гулял так долго на свободе) и риска не любил. Он прикинул, что лучше решить это дело миром. И не столько он боялся обидеть этого Яшу Нерчинского (хотя кто знает, как житуха сложится?), сколько не хотел разозлить Лёнчика-Юшку. Этого авторитета он уважал и боялся. Недаром его Юшкой кличут. Кровь – дело серьёзное. В этой самой кровищи Лёнчик не по колени, а по саму репицу стоял. Дело-то, видно нешуточное, и люди собрались серьёзные – пусть сами разбираются. Свои рыжики он в другом месте без шума надыбает.

  Федя цыкнул на своих и, растягивая рот в кривой ухмылке, сказал:

 - Ладно, чего ты зас…л? Шучу я. Но за дядю мне причитается.

 - Само собой, – повеселел Собакин. – Ты устроишь мне с ним встречу в ажуре, а я тебе там же отсчитаю пять червонцев.

 - Значит так, – решил Рыжик, – посылай свою расписную хохлому за «николашками», а я своего человека за дядей, – и широко улыбнулся фиксами. - Он моего ответа дожидается, а я всё медлил, и выходит - не зря.

 Собакин вытащил из-за голенища клочок бумаги с огрызком карандаша, быстро чиркнул записку Канделяброву и отдал её валету, объяснив как найти того, кто даст деньги. Ошалевший от такого поворота событий, Расписной только моргал глазами.

 - Сейчас часа четыре утра. Значит, к двенадцати, когда с площади уйдут шабашники, подгребай в «Сибирь», - учил валета Рыжик. - Не тяни: дядя ждать не будет – он здеся бывать опасается.

 Несколько часов Собакин резался с ворьём в карты, пил мерзкую водку и проиграл Феде два рубля с мелочью.

 Тот потеплел и разговорился.

 - Этот барбос вышел на меня через знакомого барыгу, на Птичке.

 - На Трубной?

 - Ну. Бубнил, что есть хороший клей на Пречистенке. Дескать, зайдёте, как к себе. На первом этаже - никого. Наверх не суйтесь – там хозяйка. Ей чтой-то подольют, чтобы лучше сны смотрела. Говорил, что внизу - добра столько, что не унести. Дяде нужно будет сразу свинтить и вынести гайку, у которой камушек с червоточиной  внутри, и мы - квиты.

 - Где лежит это кольцо? Ну, гайка?

 - Без понятия.

 - А как он выглядит, этот твой дядя?

 - Не фартовый, точно. Такие только по Тверской гуляют.

 - А лет ему сколько? Какой масти? – настырничал Яша.

 - Отдзынь, достал. Придёт – сам увидишь, – увернулся Федя.

 - А где этот дом? Адрес сказал?

 - Отвали, сказал.

 - А чего ты сразу-то не согласился?

 - Не в цвет мне это дело.

 - Чего так?

 - На Пречистенке сработать – это тебе не в гадюшнике  задрипанном  покупочку сбацать. Тут засыпаться – раз плюнуть. Место чистое, на каждом углу постовой. Если и возьмёшь барахло – так его ещё оттедова унести надо. Там ни одной стоящей подворотни нет. И на штенгель плохая надёжа. Не на себе же всё переть. Пока мы дом будем потрошить, околоточный унтер наш возок обшмонает сверху до низу и станет дожидаться нас, как дорогих гостей. А ты ещё вякнул, что он жёлтый, как лимон.