Горе невинным

Они обошли всех врачей, достойных и не достойных доверия, даже шарлатанов, и Рейчел в конце концов пришлось смириться с приговором: своих детей у нее не могло быть. Ему было жаль ее, очень жаль, и он без всякого сопротивления принял ее предложение усыновить или удочерить ребенка. Они уже вошли в контакт с соответствующим центром, когда во время визита в Нью-Йорк их машина сбила девочку, выбежавшую на мостовую в одном из бедных кварталов города.

Рейчел выскочила из машины и посреди улицы опустилась на колени перед ребенком – прекрасной девочкой, золотоволосой и синеглазой, отделавшейся всего лишь парой синяков. Она настояла на том, чтобы ребенка отвезли в госпиталь – проверить, нет ли более серьезных повреждений. Переговорила с родственниками девочки – неряшливой теткой и ее пьяным мужем. Было очевидно, что они не питают никаких чувств к девочке, которую им пришлось взять к себе после смерти ее родителей.

Рейчел предложила, чтобы девочка несколько дней погостила у них, и женщина без промедления согласилась.

– Некому здесь возиться с ней, – пояснила она.

Так Мэри перебралась в их гостиничный номер. Мягкая постель и роскошная ванная комната ей понравились. Рейчел купила девочке новую одежду. А потом настал момент, когда ребенок сказал: «Я не хочу возвращаться домой. Мне хочется остаться здесь, у вас».

Рейчел посмотрела на нее… посмотрела с внезапной страстью и восхищением. А потом, когда они остались наедине, сказала: «Давай оставим ее у себя. Это нетрудно устроить. Удочерим ее… она станет нашей дочкой. Ее тетка будет только рада избавиться от малышки».

Лео согласился без особого сопротивления. Ребенок казался тихим, спокойным и кротким. Девочка явно не питала никаких особых чувств к тете и дяде, с которыми жила. Приемный ребенок мог принести счастье Рейчел, а значит, следовало приступать к делу. Они обратились к адвокату, подписали соответствующие бумаги, Мэри О’Шонесси стала именоваться Мэри Эрджайл, после чего отправилась жить в Европу. Он-то думал, что бедная Рейчел наконец успокоится. И она была счастлива. Счастлива в своей неистовой радости, почти лихорадочной. Она обожала Мэри, дарила ей любые, самые дорогие игрушки. И та принимала их – самым благодарным и кротким образом. Тем не менее, с точки зрения Лео, в ней всегда было нечто тревожное. Легкая приспособляемость. Отсутствие всякой ностальгии по родным местам и людям. Он надеялся на то, что подлинная привязанность проявится позднее. Даже сейчас никаких признаков таковой он не замечал. Одно дело – благодарность за благодеяния, благодушие и радость по отношению ко всему, что уготовлялось ей. Но вот насчет любви к приемной матери… да, ее он не замечал.

И начиная с этого времени Лео понял, что ему следует каким-то образом отодвинуться на задворки жизни Рейчел Эрджайл. Женщина эта от природы была обильно наделена качествами матери, но не жены. Теперь, когда она обрела Мэри, материнские порывы не столько компенсировались, сколько окрепли. Одного ребенка было для нее мало.

Отныне все предприятия Рейчел были связаны с детьми. Ее интересы обратились к сиротским домам, пожертвованиям на детей-калек, на умственно отсталых детей, спазматику, ортопедию – всегда детскую. Деятельность, достойная восхищения. И Лео восхищался занятиями своей жены, которые, однако, постепенно сделались средоточием всего ее существования. Ему пришлось понемногу искать в жизни собственный интерес. Он занялся историческим развитием экономики, каковая тема всегда интересовала его. Лео все больше уходил в глубины собственной библиотеки. Он занялся исследованиями, сочинением коротких, превосходно изложенных монографий. Его жена, деловая, искренняя, счастливая, правила домом и расширяла поле собственной деятельности. Он проявлял любезность и уступчивость… поощрял ее. «Это очень интересная идея, моя дорогая». – «Да-да, согласна, непременно займусь ею». Иногда в произнесенные им слова одобрения проскальзывало предостережение: «На мой взгляд, тебе следует очень тщательно продумать положение, прежде чем приступать к делу… не следует увлекаться».

Рейчел продолжала советоваться с ним, однако советы постепенно становились все более формальными. С течением времени она становилась все более и более авторитарной. Она сама знала, что правильно и что будет лучше. Самым любезным образом Лео отказался от критики и редких предостережений.

Рейчел, по его мнению, не нуждалась в его помощи, не нуждалась в его любви. Она была занята делом, счастлива и переполнена энергией. Помимо обиды, каковой он не мог не чувствовать, как ни странно, Лео ощущал некую жалость к ней, словно бы заранее понимая, что тропа, на которую она вступила, может оказаться для нее опасной.