Гордый наш язык…

Не соглашались (и совсем недавно) с такими выражениями, как вечерняя серенада, промышленная индустрия или научный идеал. И верно, по логике вроде бы чушь, повторение или противоречие, однако же хорошо по выраженному в нем чувству.

В XIX веке рождались и такие ужасные сочетания слов: грунт земли, физиономия лица, а в наше время: экспонаты выставки, свободная вакансия, биография жизни, хронометраж времени, народный фольклор, мемориальный памятник. Такие примеры приводили писатели Б. Тимофеев и К. Чуковский, которые занимались вопросами культуры речи, и, может быть, после их выступлений выражения эти Исчезли, во всяком случае — в письменных текстах. Хорошо или нет, что исчезли, ответить однозначно нельзя, но некоторые жалко. Что-то в них есть. Они ведь не все такие, как смелый риск, поднятие тоста, дублировать дважды, прогрессировать вперед, которым пути не видать и по нескладности их, и по недомыслию.

Опытно-экспериментальный

В Петербурге, да и в других городах, есть «опытно-экспериментальные заводы». Но слова опыт и эксперимент — синонимы. И тут получается тавтология. Как же отнестись к ней?

Действительно, может быть опытный человек (имеющий в чем-то опыт), но и опытный участок также (на нем проводят опыты). Слово опыт многозначно и относится одинаково как к субъекту, так и к объекту действия. Однако опыт в жизни может быть различным, и появляется он не всегда по собственному желанию человека. Эксперимент же — нацеленный на определенную задачу, научно организованный опыт, в котором заинтересован сам человек. Значит, в широком смысле опыт и эксперимент не совсем синонимы; логически понятие эксперимент покрывается понятием опыт, так что сочетание опытно-экспериментальный оказывается все-таки не точным. В последнее время оно либо понимается иначе (на опытных образцах проводят пробные эксперименты), либо заменяется другими, в которых соблюдена не только логика мысли, но и точность определения: опытно-производственный или опытно-практический, но также и научно-производственный, научно-практический и т. д.

Похожи на это сочетание и морально-этический, общественно-социальный, абстрактно-отвлеченный, в которых оба слова кажутся близкими по смыслу. Однако в научном языке абстракция — высшая степень отвлеченности, социальное — высшая степень общественных отношений, мораль — это нравственность, тогда как этика — наука о нравственности. В обиходной речи мы и не пользуемся подобными сочетаниями, предпочитая им русские слова нравственный, общественный, отвлеченный, а явления книжной речи и должны рассматриваться на фоне научных терминов как специальные уточняющие или определяющие слова.

Известно, например, что еще Н. М. Карамзин употреблял книжное слово нравственный в значении моральный, последнее в том же значении нравственный введено позже, Белинским. Под насмешки карамзинистов, потому что и само существительное мораль в то время только что вводили в оборот, на письме обычно выделяли еще кавычками или курсивом. Белинский полагал совершенно правильно, что заимствовать нужно; если даже чужое слово имеет тот же смысл, то «заключает некоторый оттенок в выражении»: народность и национальность, реванш и возмездие, личность и индивидуальность, природа и натура, нрав и характер, нравственный и моральный чем-то отличаются друг от друга. Морально-нравственный и стало определением, которое не просто уточняло значение чужого, многим непонятного слова, но и вводило его в общую речь, уточняя его смысл уже привычным — нравственный.

Однако вот какая вещь: сочетание морально-нравственный возможно, а все прочие, типа нраво-характерный или народно-национальный — нет. Почему? Причина ясна: это полные тавтологии, потому что нрав и характер, или народ и нация, в сущности, означают одно и то же. Иначе в случае с морально-нравственным; тут само явление и наука, его описывающая, настолько разведены, что необходимо, как бы с двух сторон всматриваясь в одно и то же, употребить обязательно оба корня. Когда же связанные с ними понятия вошли в широкое обращение, русское слово нравственный стало чаще использоваться.