Гордый наш язык…

Сказать вместо всех этих слов, всегда четко и сознательно различающих упущение неопытности, ошибку случайности и сознательную погрешность, — сказать однозначно: дефект — значит свалить все в одну кучу, затушевать различия в исполнительности и в качестве работы и работника. В подобной замене неуважение не только к русской речи, но и к человеку, к работнику.

Однако способ выявления родового слова путем заимствования из чужих языков, по-видимому, все больше распространяется. Трудно решить, хорошо ли это. Термин, конечно, нужен, но жаль расставаться со многими русскими словами, вроде напряжение, усталость, надсада и т. д., заменив всех их словом стресс. Надобности в этом для разговорной речи нет никакой, ведь и русские слова по-своему отвлеченного свойства и являются книжными, а каждое из них выражает особый характер такого «стресса».

Вдумайтесь в них, в такие слова, как дефект или стресс. Разве скрыто за ними какое-то объяснение? Разве точно передают они состояние человека? Нет, в них — просто констатация факта, поверхностное отношение к делу, равнодушие. Вряд ли такие слова когда-либо войдут в активный оборот разговорной речи. Противоположно это духу русской речи. Не ищет она одной только отвлеченной пользы мысли, ей еще и красота нужна.

«Травки… Цветочки… Ягодки…»

Иной читатель подумает, будто мы оправдываем изобилие иностранных слов в нашей речи. Это неверно: мы пытаемся понять, зачем они появляются, ведь возникают они всегда.

Во все времена разговорный или научный язык употреблял слова, неизвестные многим, в том числе и иностранные. Примеров приводить не нужно, они известны. Даже барышни середины XIX века с петербургских окраин «высыпали на общественную арену во всяких удивительных женских одеждах, упомнить названия которых так же нелегко, как нелегко упомнить все ботанические названия двухсот сорока тысяч растений, известных ученому миру!» — говорит бытописатель И. Генслер. А сколько других показаний на этот счет можно сюда прибавить! И в быту — иностранные, и в науке (ботанике) — тоже, одни иностранные и притом такие, каких сегодня в нашем словаре уже не осталось. Из пятисот названий тканей, одежд, украшений, шляпок, фурнитуры и прочего, иностранных слов, какие были в ходу сотню лет назад, до нас дошло от силы десяток. Эти слова — однодневки. Но именно с ними отчего-то никто и не борется.

Между тем количество одних ботанических названий за эти годы возросло, и ни одно из них не утрачено. Но вот их-то мало кто знает, разве что специалисты. Да и узнав, не торопимся мы внести их все без остатка в литературный лексикон. Литературный язык и язык науки все же разные языки, их лучше не смешивать друг с другом.

Есть и народные названия растений, которым, казалось бы, самое место остаться в бытовом словаре. Но нет…

Представим себе, что молодая горожанка впервые за лето выехала за город. На пригородной платформе вышла из электрички, увидела все, что можно увидеть в торжествующий солнечный полдень, и сказала, раскинув руки:

— Господи! красота-то какая: травки, цветочки.…

Ни одного названия конкретного «цветочка» она не знает, ни одной травки также. А вокруг заросли желтых и белых кустов донника с его дурманящим запахом, взъерошенные головки клевера, луговая герань с малиновыми соцветиями, чуть дальше слабо поникают тяжелые метелки лабазника; от него и от зарослей дягиля по соседству пахнет сладко, медово, и все это перевито кружевами подмаренника, на котором уже рассыпаны, точно жемчужные слезки, цветы.

Действительно, хорошо! Ну можно ли о такой красоте сказать по-городскому просто и безразлично: цветочки? Не цветочки это, а живые растения, каждое со своим именем, а знаешь имя — знаешь и свойства, место цветения и пользу цветка. Одну лишь герань луговую в народе зовут тридцатью словами, каждая местность по-своему: икотная, усовная, колоточная, приточная трава — потому что лечит от всякой притчи-болезни, от течения крови, от нервного расстройства, даже от эпилепсии (колоточная), от боли зубной и сердечной; а сверх того она же — грабельник и журавельник (по внешнему виду семян), змеевка да костолом — по излечиваемым болезням да внешнему виду; и много других названий, и много иных примет.

И в каждом месте герань растет по-своему. Предпочитает влажное, чуть притененное место у опушки, а ведь найдешь ее и в чистом поле, и на горе, почти на сухом, и везде особого вида, цвета и ценности. И брать ее нужно в урочный час, а пропустил его — и ничего не выйдет…