Пров подумал, переступив с ноги на ногу, и сурово сказал:
-- В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия.
-- Арестуйте! Вам придется дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки!
Акациев заморгал глазами, передернул плечами и скрылся между деревьями.
Возвращался Нарымский другой дорогой.
Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью.
Приблизившись, прочел:
-- Езда по мосту шагом.
Пожав плечами, наклонился, чтобы утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочел надпись:
-- Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные подвергаются...
Заснув после сытного ужина на своей теплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собой мрачного и решительного Прова Акациева.
-- Что вам угодно?
-- Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений...
-- А предписание вы имеете? -- лукаво спросил Нарымский.
Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.
Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:
-- Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству -- виновные подвергаются...
Нарымский сладко спал.
Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть.
Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как, вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским, фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.
Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.
-- Вы живы? -- с тревогой спросил Пров, наклоняясь к нему.
-- Жив. -- Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. -- Скажите... Вот вы рисковали из-за меня жизнью... Спасли меня... Вероятно, я все-таки дорог вам, а?
Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, -- и просто, без рисовки, ответил:
-- Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.
И, помолчав, добавил искренним тоном:
-- Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.
Люди, близкие к населению
Его превосходительство откинулось на спинку удобного кресла и сказало разнеженным голосом:
-- Ах, вы знаете, какая прелесть это искусство!.. Вот на днях я был в Эрмитаже, такие есть там картинки, что пальчики оближешь: Рубенсы разные, Тенирсы, голландцы и прочее в этом роде. Секретарь подумал и сказал:
-- Да, живопись -- приятное времяпрепровождение.
-- Что живопись? А музыка! Слушаешь какую-нибудь ораторию, и кажется тебе, что в небесах плаваешь... Возьмите Гуно, например, Берлиоза, Верди, да мало ли...
-- Гуно, -- хороший композитор, -- подтвердил секретарь. -- Вообще музыка -- увлекательное занятие.
-- А поэзия! Стихи возьмите. Что может быть возвышеннее?
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
И я понял в одно мгновенье...
Ну, дальше я не помню. Но, в общем, хорошо!
-- Да-с. Стихи чрезвычайно приятны и освежительны для ума.
-- А науки!.. -- совсем разнежась, прошептало его превосходительство. -- Климатология, техника, гидрография... Я прямо удивляюсь, отчего у нас так мало открытий в области науки, а также почти не слышно о художниках, музыкантах и поэтах.
-- Они есть, ваше превосходительство, но гибнут в безвестности.
-- Надо их открывать и... как это говорится, вытаскивать за уши на свет божий.
-- Некому поручить, ваше превосходительство!
-- Как некому? Надо поручить тем, кто стоит ближе к населению. Кто у нас стоит ближе всех к населению?
-- Полиция, ваше превосходительство!
-- И прекрасно! Это как раз по нашему департаменту. Пусть ищут, пусть шарят! Мы поставим искусство так высоко, что у него голова закружится.
-- О-о, какая чудесная мысль! Ваше превосходительство, вы будете вторым Фуке!
-- Почему вторым? Я могу быть и первым!
-- Первый уже был. При Людовике XIV. При нем благодаря ему расцветали Лафонтен, Мольер и др.
-- А-а, приятно, приятно! Так вы распорядитесь циркулярчиком.
Губернатор пожевал губами, впал в глубокую задумчивость и затем еще раз перечитал полученную бумагу:
"2 февраля 1916 г.
Второе делопроизводство
департамента.