Гордость нации

   -- Так... Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством -- на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24.

   Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась.

   "Вогопас, -- думал, тяжело вздыхая, городовой, -- Чивомискам!"

   Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек... Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы...

   Сапогов подошел к старому Лейбе и лаконически спросил:

   -- Эй, ты! Ремесленник... Ты чего делаешь?

   Старик поднял на городового красные глаза и хладнокровно отвечал:

   -- Шоколад делаю.

   -- Как же ты его так делаешь? -- недоверчиво покосился Сапогов на странный аппарат.

   -- Что значит -- как? Да так. Сюда пятак бросить, а отсюда шоколад вылезает.

   -- Да ты врешь, -- сказал Сапогов. -- Не может этого быть!

   -- Почему не может? Может. Сейчас вы увидите.

   Старик достал из кармана пятак и опустил в отверстие. Когда из другого отверстия выскочил кусок шоколада, Сапогов перегнулся от смеха и, восхищенный, воскликнул:

   -- Да как же это? Ах ты, господи. Ай да старикан. Как же это оно так случается?

   Его изумленный взор был прикован к аппарату.

   -- Машина, -- пожал плечами апатичный старик. -- Разве вы не видите?

   -- Машина-то -- машина, -- возразил Сапогов. -- Да как оно так выходит? Ведь пятак-то медный, твердый, а шоколад сладкий, мягкий... как же оно так из твердого пятака может такая скусная вещь выйти?

   Старик внимательно посмотрел своими красными глазами на Сапогова и медленно опустил веки.

   -- Электричество и кислота. Кислота размягчает, электричество перерабатывает, а пружина выбрасывает.

   -- Ну-ну, -- покрутил головой Сапогов. -- Выдумают же люди. Ты работай, старик. Это здорово.

   -- Да я и работаю! -- сказал старик.

   -- И работай. Это, братец, штука! Не всякому дано. Прощевайте!

   И то, что сделал немедленно после этого слова Сапогов, могло быть объяснено только изумлением его и преклонением перед тайнами природы и глубиной человеческой мысли: он дружеским жестом протянул старому шоколадному фабриканту руку.

   На другой день Шепелевич и Голдин со своими домочадцами уезжали на первом отходящем из Ялты пароходе.

   Сапогов по обязанностям службы пришел проводить их.

   -- Я на вас сердца не имею, -- добродушно кивая им головой, сказал он. -- Есть жид правильный, который без обману, и есть другой сорт -- жульнический. Ежели ты, действительно, работаешь: шоколадом или чем там -- я тебя не трону! Нет. Но ежели -- Вогопас Чивомискам Левап -- это зачем же?

Опора порядка

I

   Вольнонаемный шпик (агент царской охранки) Терентий Макаронов с ран­него утра начал готовиться к выходу из дому. Он напя­лил на голову рыжий, плохо, по-домашнему сработанный парик, нарумянил щеки и потом долго возился с наклеиванием окладистой бороды.

   -- Вот, -- сказал он, тонко ухмыльнувшись сам себе в кривое зеркало. -- Так будет восхитительно. Родная мать не узнает. Любопытная штука наша работа! Приходится тратить столько хитростей, сообразительности и увертливости, что на десять Холмсов хватит. Теперь будем рассуждать так: я иду к адвокату Маныкину, которого уже достаточно изучил и выследил. Иду предложить себя на место его письмоводителя. (Ему такой, я слышал, нужен!) А если я вотрусь к нему, -- остальное сделано. Итак, письмоводитель. Спрашивается: как одеваются письмоводители? Мы, конечно, не Шерлоки Холмсы, а кое-что соображаем: мягкая цветная сорочка, потертый пиджак и брюки, хотя и крепкие, но с бахромой. Во так! Теперь всякий за версту скажет -- письмоводитель!

   Макаронов натянул пальто с барашковым воротником и, выйдя из дому крадучись, зашагал по направлению к квартире адвоката Маныкина.

   -- Так-то, -- бормотал он сам себе под нос. -- Без индейской хитрости с этими людьми ничего не сделаешь. Умный, шельма... Да Терентий Макаронов поумней вас будет. Хе-хе!

   У подъезда Маныкина он смело нажал кнопку звонка. Горничная впустила его в переднюю и спросила:

   -- Как о вас сказать?

   -- Скажите: Петр Сидоров, ищет место письмоводителя.

   -- Подождите тут, в передней.

   Горничпая ушла, и через несколько секунд из кабинета донесся ее голос:

   -- Там к вам шпик пришел, что под воротами допреж все торчал. Я, говорит, Петр Сидоров, и хочу наниматься в письмоводители. Бородищу наклеил, подмазался, прямо умора!

   -- Сейчас к нему выйду, -- сказал Маныкин. -- Ты его где оставила, в передней?

   -- В передней.

   -- После посмотришь под диваном или за вешалкой, не сунул ли чего. Если найдешь -- выброси!

   -- Как давеча?

   -- Ну, да! Учить тебя, что ли? Как обыкновенно!

   Адвокат вышел из кабинета и, осмотрев понурившегося Макаронова, спросил:

   -- Ко мне?

   -- Так точно.

   -- А, знаешь, братец, тебе борода не идет. Такое чучело получилось...