Горбовский расстегнул халат и сбросил его с плеч. Затем он сел на корточки перед псом и принялся заворачивать его в белую одежду, завязывая узлы рукавами и полами халата. Получились искусственные носилки, больше напоминающие гамак. Догадавшись, что Горбовский лично хотел транспортировать тушу животного, Марина бросилась к нему, чтобы помочь. И Лев Семенович молча принял ее помощь.
Не разговаривая друг с другом, они подняли усыпленного пса на полметра над полом и понесли его к выходу из НИИ. Специалисты приехали как раз вовремя, чтобы принять тяжелый белый сверток. Двери разблокировали. Сирену выключили. Передав «посылку» экспертам, облаченным в костюмы безопасности, и отказавшись от медицинского осмотра, Марина и Лев Семенович, не сговариваясь, бросились бежать в секцию микробиологии.
Оказавшись на месте, они не обнаружили никого, кроме Стивенсона. Он был безнадежно мертв. Этот крупный мужчина, этот атлант, лежал в огромной луже собственной крови, раскинув руки и уставившись оловянным взглядом в потолок. Ему перегрызли горло. Черная борода, массивная шея, грудь – все было в стылой багровой жиже. Марина закрыла лицо руками и всхлипнула. Еще никогда прежде она не видела такого количества крови, и даже подумать не могла, что в человеческом теле ее может быть так много. Казалось, красная лужа заполнила все помещение. Горбовский смело шагнул и наклонился над телом, чтобы прощупать сонную артерию.
– Гектор… Гектор… – произнесла Марина, и неожиданные слезы, преодолевая шок, покатились по щекам. – Мы только вчера с ним… говорили. Вчера. Еще вчера был живой… Мы только познакомились…
– Успокойся, – сказал Горбовский очень мягким голосом и выпрямился. – Он мертв. Эта тварь раздробила ему трахею.
Марина захлебнулась слезами, отворачиваясь.
– Успокойся, такие несчастные случаи имеют место быть в каждом НИИ. Это была одна из причин, по которой я был против студенческой практики здесь. Я сказал – отставить! – Горбовский повысил голос.
Это подействовало. Спицына тут же стиснула зубы, подавляя рыдания.
– Судя по всему, сигнал тревоги был подан отсюда, – Лев Семенович нашел взглядом селекторную коробку, здесь она была не под потолком, а между двумя шкафами. – Смотри туда, – он показал пальцем, все еще стоя в луже крови. – Этот прибор осуществляет внутреннюю связь в здании. Иди к нему. Я пойду и осмотрю виварий и хранилище, а ты оповести всех о том, что ЧП позади.
Сорвавшийся вслед за Горбовским Гордеев вернулся ни с чем, когда отключили сирену. Какая-то неведомая сила отвела его от места основной опасности и заставила разминуться с Горбовским. Пшежень, заложив руки за спину, ходил по помещению вперед-назад; Гордеев сидел, положив локти на колени, ладонями закрывая лицо; Гаев дергал ногой и кусал губы; бедный Тойво не знал, куда себя деть, и время от времени выдавал бессмысленные фразы на полурусском-полукитайском. Внезапно затрещал селектор, и ученые в едином порыве вскинули головы к потолку.
– Внимание. Сбежавшую особь нейтрализовал Горбовский. Опасности нет. Повторяю: опасность позади.
Гордеев подскочил с места.
– МАРИНА!!!
– Ее голос, ее!
– Жива, господи!
– Дослушайте! Говорит…
– Всем разблокировать… – послышался всхлип, – секции. Погиб наш сотрудник… всем собраться у отдела… микробиологии.
Голос Спицыной так дрожал, что вирусологи подумали – погиб Горбовский, спасая ее. Со всей возможной прытью они бросились туда же, куда стекался весь НИИ.
С первого этажа пришли медики с носилками и забрали тело Стивенсона. Между Мариной и Львом осталась гигантская лужа крови. Бывшие враги молчали и старались не смотреть друг на друга. Внезапно ворвавшийся в помещение Гордеев чуть не влетел в лужу, но у самой кромки остановился, расширив глаза.
– Живы! Оба!!! – крикнул он так, чтобы было слышно всем коллегам, бегущим за его спиной.
Тут же быстро вошел Юрек Андреевич, замер, глядя на пол.
– Кто? – спросил он очень сухим, непохожим на свой, голосом.
– Стивенсон, – ответил Горбовский. – Пусть никого пока не пускают. Увидят это – начнутся истерики. Нужно все привести в порядок и продезинфицировать. Проверьте пока что, нет ли раненых, выясните, кто подал сигнал тревоги, и вообще, как все произошло. Мне нужна информация, как можно больше и точнее. И еще… посмотрите запись с видеокамер.
Пшежень как главный исполнитель воли Горбовского вышел, прихватив за собой Гордеева, хоть тот и сопротивлялся. Как всегда, только Лев Семенович, несмотря на обстоятельства, оставался самым собранным и думал наперед. Когда остальные только входили в состояние шока, он раздавал команды и указания, не позволяя окружающим потерять себя, а заставляя их чувствовать себя полезными. Горбовский знает, что нужно делать, думала Марина, наблюдая за ним и внутренне восхищаясь. Горбовский – великий человек. Он всегда