Непоправимое могло случиться в любой миг, если уже не случилось, поэтому Горбовский бежал со всех ног по белому пустому воющему коридору. Стерильно сияли стены, под потолком мигали лампы, короткие гудки сирены уже стали привычны для слуха. Нет времени думать, когда каждая секунда на счету. Промедление смертельно. Лев Семенович, держа палец на спусковом крючке, не испытывал страха. Все, что играло в нем – это беспокойство и азарт. Безумная ядерная смесь влекла его в сторону секции генной инженерии, и даже тени боязни, сомнения или промедления не пало на Льва.
Только сейчас Горбовский ощутил все расстояние, отделяющее его от цели. Он надеялся, что Спицына умудрилась спастись, оказаться в безопасности, например, не успеть расстаться с Зиненко, когда все произошло. Это было бы грандиозной удачей. Но по селектору сказали, что есть жертвы. Среди них, возможно, и Марина. Горбовский остановился и прислушался.
– Мари-ина-а!!! – проревел он во всю мощь своей глотки.
Ничего, кроме сирены. Ни криков, ни рыков взбесившегося зверя, ни стонов раненых или умирающих. Добравшись, он принялся колотить в дверь секции. Открыл бледный заместитель Зиненко. Горбовского схватили за халат, втащили внутрь и захлопнули дверь.
– Спицына! – крикнул он требовательно.
– Была!
– Где?! – прорычал Горбовский.
– Она пришла! Зиненко тут не было! – орал заместитель в ответ, перекрикивая сирену.
Лев Семенович понял и ужаснулся.
– А Зиненко был у Крамаря? – спросил он, зная ответ наперед. – Ну конечно! Он как всегда был у Крамаря! В самом центре беды!
– Да, да, да!
– И ты отослал ее туда!!! – Горбовский схватил мужчину за грудки и приподнял над полом.
Помощник Зиненко виновато закрыл лицо руками, не сопротивляясь праведному гневу Льва.
– Почему вы все сидите здесь? Почему не вооружились и не пошли за ней?
– Связь, Лев Семенович, – ответил какой-то молодой ученый из глубины зала. – Мы пытаемся наладить обратную связь и узнать подробности. Приказано было оставаться на своих местах.
Горбовскому все было ясно. Если бы он не пошел, никто бы не пошел. Ослушаться приказа! Подумать только! Трусы, вот и все. Лабораторные крысы!
Резко развернувшись, он кинулся к выходу.
– Лев, куда Вы! Вернитесь, это же опасно!
– Задрайте люки поплотнее и отсиживайтесь здесь, пока другим нужна помощь, – холодно бросил Горбовский напоследок.
Он вновь оказался в пустом коридоре и кинулся в сторону секции микробиологии, к эпицентру трагедии. И вот теперь он стал испытывать страх. Но боялся он не столкнуться с особью, не за свою жизнь переживал Горбовский. Он опасался в каждую последующую секунду увидеть за поворотом растерзанное тело… Марины. Он выбежал в длинную широкую рекреацию и в интервалах замолкания сирены звал Спицыну по имени или прислушивался. Либо она уже пострадала, либо молчит, не желая криками привлекать внимание особи.
– Ну конечно! – воскликнул Горбовский, поразившись своему тугодумию. – Кричать! Привлечь его на себя!
И он принялся орать и колотить по стенам.
Уже через минуту Лев Семенович услышал где-то поблизости собачий рык. Ни один нормальный пес не мог бы издавать таких звуков. Палец на курке напрягся, Горбовский замедлился, и не зря. Следующий же поворот налево вывел его к цели. Он оказался в тылу противника – самая удачная позиция, в которой он только мог оказаться.
Марина стояла в тупике у закрытой двери в служебное помещение, которым давно никто не пользовался, в самом конце коридора. Всем телом она прислонилась к стене и не шевелилась, чтобы не провоцировать пса на агрессию. Он был огромный, более полутора метра в холке, матово-черный и словно бы облезлый местами. Пес припал к полу на мощных лапах, оскаленную клыкастую морду обратив к Марине, и с интервалом в несколько секунд срывался на угрожающий рев, который напоминал помесь рысьего, львиного и волчьего. Между особью и девушкой было около трех метров. Непоправимое могло произойти прямо сейчас, но Лев подоспел и теперь уже не волновался. Главное – он увидел Марину живой. Он уберег ее. Уберег.
Заметив Горбовского, Спицына приоткрыла рот, взгляд ее помутился. Не теряя времени, Лев Семенович неслышно (благодаря сирене) подкрался к особи как можно ближе для максимальной точности выстрела. Капсульные пули вошли в черную матовую шкуру как раз в тот момент, когда пес в последний раз припал к полу перед прыжком, которого так и не совершил, а, пошатнувшись, сделал два шага и мягко повалился на бок, как желе. Из горла бешеной особи вырвались судорожные хрипы, лапы еще несколько мгновений дергались, затем все стихло.
От напряжения Марина втягивала воздух носом, почти срываясь на рыдания. Ее трясло. Минуту назад она была уверена, что доживает последние мгновения своей жизни, и сожалела только о том, что умрет так страшно, оставаясь в ссоре с родным отцом.
– Цела?
Оторвав взгляд от измазанной кровью морды пса, Спицына посмотрела на Льва и коротко кивнула. Говорить у нее не получалось. Сирена продолжала выть.