Горбовский

– Черт Вас возьми, Вы что творите, Кравец? Почему люди не в курсе, что они везут? КОГО они везут! А если авария? Огромный риск! Почему нельзя было дать для перевозки профессионалов? – каждый прекрасно слышал его разгневанный голос через шлемофон. – Все у Вас через одно место делается, Кравец, – почти прорычал Лев.

– Это не Ваши проблемы, Горбовский, – спокойно, даже меланхолично ответил Кравец. – Доложите ситуацию.

– Сняли груз. Начинаем спускать в шлюзы.

– Хорошо. Не вздумайте открывать их.

– Неужели я настолько похож на идиота?

– Вдруг Вы захотите успокоить или проинформировать зараженных? Я не знаю, насколько велика Ваша гуманность, Лев Семенович.

– Настолько, что я до сих пор не разбил Вам лицо, Анатолий Петрович. А боксы я открою тогда, когда посчитаю нужным.

– Без приказа – не сметь! – взревели в шлемофоне.

– Пошел ты, – спокойно ответил Лев и отпустил кнопку связи.

Тут же раздался сдавленный смех Гордеева, который он, видимо, уже долго сдерживал.

– Вот он – наш Лев Семенович, – хохотал вирусолог, – теперь я тебя узнаю!

Ошеломленная, Спицына осматривала улыбающиеся лица и не заметила, что и сама начала улыбаться. Горбовский вновь был хозяином ситуации, и никакой Кравец отныне не был ему указом – теперь, когда груз прибыл, и всё, буквально ВСЁ с этого момента зависело именно от вирусологов. Несколько часов Горбовский ждал этого мгновения, несколько часов терпел эту правительственную шавку.

– А ты чего, молодчик, даже за начальника не заступишься? – спросил Логовенко у сопровождавшего их военного.

– А это в мои обязанности не входит, – ответил тот безразлично. – К тому же, этот Кравец – такая заноза в заднице…

Все засмеялись в голос. Военный оказался своим человеком. Звали его Дмитрий, но все как-то сразу стали называть его не иначе как Митей.

Несмотря на опасения относительно габаритов боксов, они без проблем вошли в шлюзы. Но лифт был слишком мал, чтобы уместить разом хотя бы два из них. Пришлось опускать по одному, выгружать под землей и снова поднимать лифт наверх. Мужчины разделились по двое. Гордеев и Гаев, естественно, вместе, опускали первый бокс. Логовенко и Крамарь – второй. По мере продвижения дела Спицына пару раз связывалась с НИИ и коротко докладывала: «первый бокс в бункере», «второй бокс внизу». Третий опускали Горбовский и Митя – они уже не поднимались наверх. Наоборот, все оставшиеся, включая Спицыну, спустились к ним, предварительно закрыв за собой ворота шлюза.

Лифт был старый, жестяной, работал с натугой и имел только верхнюю и нижнюю плоскости, да четыре высоких и толстых металлических шеста по углам, соединяющих пол и крышу лифта. Местами металлические пластины были покрыты ржавчиной и истончены коррозией, но Лев заверил всех, что днище лифта выдержит. И оно выдержало, ведь Горбовский никогда не ошибался.

Марина, Гордеев, Гаев, Крамарь и Логовенко спускались вместе. Гордеев, заметив, как Спицына осторожно, с опаской ступала на шаткую пластину лифта, не имеющего ни ограждения, ни перекладины, вообще никакой опоры, кроме четырех шестов по углам, молча предложил девушке локоть для устойчивости, и бывшая практикантка доверчиво прильнула к вирусологу. Логовенко кулаком вдавил кнопку «вниз», и лифт, лениво скрежеща петлями, стал спускаться.

– И как он только боксы выдержал, – голос звучал очень глухо из-за гермошлема. – Все такое хлипкое.

– Ничего удивительного. Ему не один десяток лет. Думаю, больше нам не придется им пользоваться.

– На каком уровне под землей находится бункер? – спросила Марина и снова не узнала собственный голос. Они спускались уже приблизительно две минуты.

– Пятьсот метров, – ответил кто-то.

«Основательно», – подумала девушка, разглядывая прутья металлической решетки вокруг лифта. На потолке тускло горели две длинные лампы. Иного освещения не было. Но вскоре где-то под полом забрезжил более яркий, белый свет. «Скоро», – поняла Марина.

Лифт остановился очень резко, как будто его кто-то дернул сверху, и оглушительно скрипнул напоследок. Но это уже было неважно – они приехали. Две зеленые фигуры, сложив руки на груди, стояли поблизости – Горбовский и Митя.

– Ну что, Лев Семенович, боксы открывал уже? – с порога лифта пошутил Крамарь.

– Всему свое время.

Марина вышла из лифта и осмотрелась. Она оказалась в длинном и широком, хорошо освещенном коридоре. Некоторые лампы не горели, но и работающих вполне хватало, чтобы стены и потолок ослепляли больничной белизной. Все было неестественно белым, кроме пола. Он был серым, потертым и чуть шершавым. Коридор уходил метров на десять, а там Т-образно раздваивался. Марина запрокинула голову – потолок достигал как минимум четырех метров, ширина проема – около пяти.

– Славно строили в СССР, верно, Марина Леонидовна? – наклонился к девушке Логовенко. – Просторно, хорошо. Может, сюда и переедем всем НИИ?

– Мы скоро и так здесь надолго поселимся, Гриша. Не смешно. Все знают, куда толкать? Тогда делимся по-старому и вперед. Мы с Митей двигаем первые. Марина, замыкаешь. И успокой там бедного Кравеца.