Гопакиада

С этим документом Ипатий и Кирилл, поддержанным и одобренным Сигизмундом III и Костелом, сразу после закрытия Собора отправились в Рим, где были приняты папой Климентом VIII, а уже 23 декабря была оглашена апостольская конституция (манифест) Magnus Dominus, зафиксировавшая и констатировавшая унию церквей. Однако содержание конституции отличалось от «артикулов» как небо от земли. Киевская митрополия принималась в лоно католицизма на общих основаниях, положенных «раскольникам», как «грешная сестра». В плане догматов ни на какие уступки Святой Престол не пошел, а 23 февраля 1596 года в булле Decet Romanum Pontificem на имя митрополита Рогозы было специально разъяснено, что не будет и автономии. Гарантировались только защита от «наездов» светских властей, места в Сенате Речи Посполитой для униатских епископов и освобождение от налогов для всего их клира. В качестве пряника гарантировалось также уважение к восточной литургической традиции (церковнославянский язык, обряды), то есть к сугубо внешней стороне вопроса, о чем, кстати, в первую очередь ходатайствовали перед Ватиканом мудрые иезуиты, хорошо понимавшие, что «биомасса» в тонкостях не разбирается, но на изменения во внешней части способна отреагировать нервно. В духовном плане это уже была полная сдача на милость победителя, и будь в делегации другие люди, переговоры, скорее всего, сорвались бы. Но Кириллу «высокие сферы» были до лампочки — его интересовало именно освобождение от податей, а также список епархий, которые он, проявив сговорчивость, сможет получить. Интеллектуально же честный Ипатий, судя по всему, в ходе бесед пришел к выводу, что полумерами ограничиваться не следует, поскольку истина в «чистом» католицизме. Так что «артикулы» полетели в корзину, и 9 октября 1596 года на очередном Соборе в Бресте в присутствии митрополита Михаила Рогозы, епископов Луцкого, Владимиро-Волынского, Полоцкого, Пинского и Холмского, под аплодисменты папского нунция и вельможной элиты Речи Посполитой была принята фактически католическая доктрина в «утешительной» православной обертке.

Квартирный вопрос

Всех, отказывающихся признать и принять решения Собора, правительство Речи Посполитой немедленно объявило еретиками. Однако дело осложнялось тем, что таковых оказалось немало.

Первыми не смогли молчать бойкие православные интеллектуалы типа Зизания Виленского, издавшего молнией разлетевшуюся по краю «Книжицуна римский костел», где простым, ясным даже для подольской бедноты языком разъяснялось, что к чему. Проанализировав привезенный из Рима текст, выступили против унии и некоторые их преподобия, в том числе даже помянутый выше Гедеон Балабан, решивший не поступаться принципами, а также Михаил Копыстенский, епископ Перемышля, еще один активист «Ипатьева кружка».

После чего о несогласии с «великим обманом» начали заявлять миряне — от магнатов до «быдла». Что опять же не удивляет. Князья Острожские, Четвертинские, Корецкие, Вишневецкие и прочие реальные хозяева Малой Руси, имея все и без унии, рисковать спасением души, теряя к тому же контроль над иерархами, не спешили, а мелкому люду при всех вариантах ничего не светило. В связи с чем еще до закрытия униатского Собора в том же Бресте начались заседания альтернативного Собора с участием спешно прибывших полномочных представителей Вселенского Патриарха.

Позиция диссидентов была ясна и, в общем, вполне обоснована: по их мнению, местный Собор не имел права решать вопрос об унии в таком формате, не имея совокупного одобрения восточных Патриархов. По итогам прений митрополит Рогоза и пять «взявших унию» епископов были лишены сана и отлучены от церкви, а священники, расстриженные за критику унии, восстановлены в священстве. Королевское предписание, обязывающее всех православных подчиняться как законному митрополиту только Михаилу и никому больше, было проигнорировано. Это означало раскол и холодную войну.