Голый завтрак

В голове Карла вспыхнул зеленый свет. Он увидел смуглое худое тело Ханса — прижавшееся к нему, — и ощутил на своем плече частое дыхание. Зеленый свет погас. В его руке корчилось какое-то громадное насекомое.

Все его существо устремилось прочь в электрической судороге отвращения.

Карл вскочил на ноги, дрожа от ярости.

— Что вы там пишете? — резко спросил он.

— И часто вы дремлете подобным образом??? В разгар беседы?..

— Я вовсе не спал.

— Не спали?

— Просто все это нереально... Теперь я ухожу. Мне все равно. Вы не заставите меня остаться.

Он шел через всю комнату к двери. Он шел уже давно. С трудом волоча ноги, он пытался преодолеть ползучее оцепенение. Казалось, дверь удаляется.

— Куда вы можете уйти, Карл? — голос доктора настиг его из невообразимой дали.

— Отсюда... прочь... В дверь...

— В Зеленую Дверь, Карл?

Голос доктора был едва слышен. Комната взрывалась, разлетаясь в пространстве.

Вы не видали Розу Пантопон?

Держись подальше от Куинз-Плаза, сынок... Гиблое место, кишит сыщиками, они воплями призывают любовника-наркомана... Слишком много уровней... Легавые выскакивают из чулана, накачавшись аммиаком... как разъяренные львы... набрасываются они на бедного старого специалиста по карманам пьянчуг, от страха у него исчезают вены... Он неделю трескается под шкуру, а то и слезает на те пять двадцать девять, что Нью-Йорк щедро и даром выдает наркотам-карманникам...

Так что Педрила, Гончий Пес, Ирландец, Матрос — берегитесь... Взгляните вперед, взгляните вперед, прежде чем ступить на этот мучительный путь...

Мимо со зловещим железным скрежетом проносится поезд подземки...

Куинс-Плаза — гиблое место для ворюг... Слишком много уровней и потаенных мест в стремной подземке, и некуда спрятать вытянутую руку...

Пять месяцев и двадцать девять дней: приговор, выносящийся за «карман», то есть за прикосновение к лоху с очевидным намерением...

Невинных людей могут упрятать в тюрьму за убийство, но не за карман.

Педрила, Гончий Пес, Ирландец, Матрос — мои знакомые наркоты и карманники прежних времен... Старинная шобла 103-й улицы... Матрос и Ирландец повесились в «Гробнице»[81]... Гончий Пес умер от передозировки, а Педрила «сгнил»...

— Вы не видали Розу Пантопон? — спросил старый джанки... — Пора согреться, — надел черное пальто и одолел площадь... Задворками, к Музею Рыночной Улицы, где демонстрируются все виды мастурбации и самопоругания. Особенно пригодится мальчикам...

Вниз по речному руслу катится гангстер в бетоне... Его заковбоили в парилке... Кто эта Вишневая Задница — Джио Задира или Мамаша Джиллиг, Старая Тетушка с Вестминстер-плейс??? Лишь мертвые пальцы говорят по Брайлю...

Миссисипи выкатывает в тихий переулок громадные известняковые валуны.

— Убрать свет! — завопил капитан «Киноплавучей страны»...

Далекое урчание желудков... С северного сияния градом сыплются отравленные голуби... Резервуары пусты... На голодные площади и переулки изумленного города с грохотом рушатся медные статуи...

Нащупывают вену на утренних ломках...

Строго под микстурой от кашля...

Тысячи наркотов штурмуют клиники кристаллического позвоночника, залечивают Седых Старух.

В известняковой пещере встретил человека с головой Медузы в шляпной коробке и сказал таможенному инспектору:

«Будьте осторожны...» Окаменел навеки, с рукой в дюйме от двойного дна...

Очковтиратели, оглашая станцию воплями, обирают кассиров с помощью педерастической куклы... («Кукла» — это мошенничество при размене денег... Известно так же, как «Вексель»...)

— Множественный перелом, — сказал хвастливый врач... — Я крупный специалист...

Бросается в глаза чахотка, свирепствующая на галереях, скользких от коховых плевков...

Многоножка обнюхивает железную дверь, проржавевшую до состояния тонкой черной бумаги от мочи миллионов педиков.

Это вам не родной чистый товар, это никуда не годная пыль; ватки вторяков хранят в себе останки дозы...

Кокаиновые клопы

Серая фетровая шляпа и черное пальто висели на Матросе, как на вешалке, скрючившись в атрофированной тяге-ожидании. Утреннее солнце высветило контуры Матроса, окруженного желто-оранжевым сиянием джанка. Под его кофейной чашкой лежала бумажная салфетка — непременный атрибут каждого, кто подолгу просиживает над кофе на площадях, в ресторанах, на вокзалах и в приемных всех стран.

Любой джанки, даже такого уровня, как Матрос, работает на джанковом Времени, а прежде чем совершить свое назойливое Вторжение во Время, принадлежащее другим, он, как и все просители, должен ждать. (Сколько чашек кофе в час?)

Вошел и уселся у стойки паренек с приметами долгого и болезненного джанкового ожидания на лице. Матрос встрепенулся. Черты его лица сделались смутными, окунувшись во вздрагивающую бурую дымку. Его пальцы шевелились на столе, читая брайлевский шрифт паренька. Взгляд неторопливо, испытующе следовал по завиткам каштановых волос на его затылке.

Паренек шевельнулся и поскреб затылок.

— Кто-то укусил меня, Джо. Что за гадюшник ты тут держишь?