— Да, Карл, я знаю. И поэтому вы здесь. Анализ крови перед свадьбой — разумно это или нет?
— Прошу вас, доктор, говорите прямо.
Казалось, доктор не слышит. Он выплыл из кресла и принялся расхаживать позади Карла, голос его сделался слабым и прерывистым, как музыка в конце продуваемой ветром улицы.
— Могу строго по секрету сказать, что имеются определенные доказательства существования такого фактора, как наследственность. Давление общества. К сожалению, многие гомосексуалисты, как тайные, так и явные, все-таки женятся. Такие браки нередко влияют на... Коэффициент детского населения. — Голос доктора все звучал и звучал. Он говорил о шизофрении, раке, наследственном расстройстве гипоталамуса.
Карл погрузился в дремоту. Он открывал зеленую дверь. Легкие его наполнились отвратительным запахом, и он в ужасе очнулся. Голос доктора был на редкость монотонным и безжизненным — шелестящий джанковый голос:
— Флокуляционный анализ семени Клайберга-Станловски... инструмент диагностики... показателен, по крайней мере в отрицательном смысле. В определенных случаях полезен — рассматривается как часть общей картины... Вероятно, при данных
— Сюда, пожалуйста... — Сестра открыла дверь в одноместную палату с голыми белыми стенами. Она вручила ему банку. — Воспользуйтесь, пожалуйста, вот этим. Просто крикните, когда будете готовы.
На стеклянной полке стоял пузырек с половым возбудителем. Карл чувствовал себя таким пристыженным, как будто мать выложила перед ним его носовой платок. А на нем вышито нечто вроде скромного письмеца: «Будь я пиздой, мы могли бы открыть галантерейную лавку».
Не обращая внимания на возбудитель, он изверг семя в банку, бесстрастно и грубо выебав встояка сестру — прижав ее к стене из стеклоблоков. «Старая Стеклянная Пизда», — он усмехнулся и увидел под северным сиянием пизду, полную разноцветных стеклянных осколков.
Он вымыл пенис и застегнул брюки.
Что-то с холодной презрительной ненавистью следило за каждой его мыслью и каждым движением, следило за ходом анализа, сокращениями его прямой кишки. Он находился в комнате, залитой зеленым светом. Там стояли деревянная двуспальная кровать, вся в пятнах, и черный шкаф с зеркалом во всю высоту. Карл никак не мог разглядеть своего лица. В черном гостиничном кресле кто-то сидел. На этом ком-то были крахмальная белая манишка и грязный бумажный галстук. Лицо распухшее, бескостное, глаза — как горящий гной.
— Что-нибудь не так? — безучастно спросила сестра, протягивая ему стакан воды.
Она с равнодушным презрением наблюдала за тем, как он пьет. С явным отвращением она взяла банку. Потом повернулась к нему.
— Вы что, ждете чего-то особенного? — рявкнула она. С Карлом еще никогда так не разговаривали в его взрослой жизни.
— Нет, а что...
— Тогда можете идти, — она снова повернулась к банке. С резким брезгливым возгласом она смахнула с руки каплю спермы. Карл пересек комнату и остановился у двери:
— Я должен прийти еще раз?
Она взглянула на него с неодобрительным удивлением:
— Вас, разумеется, известят.
Стоя в дверях палаты, она наблюдала за тем, как он идет по коридору и открывает дверь. Он обернулся и попытался беспечно помахать рукой. Сестра не пошевелилась, выражение ее лица осталось прежним. Когда он спускался по лестнице, его лицо стыдом обожгла кривая притворная ухмылка. Турист-гомосексуалист посмотрел на него и понимающе вскинул бровь:
— Что-нибудь не так?
Карл вбежал в парк и нашел пустую скамейку возле бронзового фавна с цимбалами.
— Отведи душу, птенчик. Сразу полегчает. — Турист склонялся над ним, его фотоаппарат раскачивался перед глазами Карла, как большая отвисшая сиська.
— Да отъебись ты!
Карл увидел, как что-то подленькое и отвратительное отразилось в глазах гомика, карих глазах кастрированного животного.
— Ах, на твоем месте, цыпленочек, я бы не выражался. Ты ведь тоже на крючке. Я видел, как ты выходил из Заведения.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Карл.
— Ах, ничего. Абсолютно ничего.
— Ну что ж, Карл, — начал доктор, улыбаясь и удерживая взгляд на уровне рта Карла. — У меня для вас хорошие новости. — Он взял со стола синий бумажный бланк и проделал сложную пантомиму, сосредоточивая на нем взгляд. — Ваш... э-э... анализ... флокуляционный анализ Робинсона-Клайберга...
— Я полагал, что это анализ Бломберга-Станловски.
Доктор захихикал.
— Да нет же... Вы забегаете вперед, молодой человек. Наверное, вы неправильно поняли. Бломберга-Станловски — это... э-э... совсем другой анализ. Я очень надеюсь... необязательный... — Он вновь захихикал. — Однако, как я уже говорил, прежде чем меня столь очаровательно прервал... мой, хм-хм, юный ученый коллега, кажется, ваш КС... — он держал бланк в вытянутой руке, — абсолютно отрицательный.
Поэтому мы, возможно, больше не будем вас беспокоить. Итак...