— Мы рассматриваем их как несчастье... болезнь... разумеется, что-то запрещать или... э-э... разрешать тут можно не больше, чем, скажем... при туберкулезе... Да, — повторил он твердо, как будто Карл возразил... — При туберкулезе. С другой стороны, нетрудно понять, что любая болезнь возлагает определенные, ну, скажем,
— Это кажется разумным, — сказал он.
Доктор прекратил посмеиваться. Неожиданно он застыл в неподвижности.
— Теперь вернемся к... э-э... вопросу сексуальных отклонений. Откровенно говоря, мы не делаем вида, что понимаем — по крайней мере до конца, — почему некоторые мужчины и женщины предпочитают... э-э... сексуальное общество одного с ними пола. Тем не менее мы знаем, что это... э-э... явление достаточно распространено и в определенных условиях является предметом... э-э... заботы нашего министерства.
Впервые взгляд доктора хлестнул по лицу Карла, и он увидел глаза без тени сердечного тепла, или ненависти, или любого чувства, которое Карл когда-либо испытывал сам либо видел в других, одновременно спокойные и настороженные, хищные и бесстрастные. Карлу вдруг показалось, что в этой тихой, напоминающей подводную пещеру комнате он загнан в ловушку, отрезан от всех источников тепла и надежности. Его представление о самом себе, сидящем тут молча, настороженно, с тенью умело скрываемого презрения на лице, сделалось смутным, как будто жизненные силы оставили его, чтобы смешаться с молочно-серой средой комнаты.
— В настоящее время лечение этих расстройств, хм-хм, симптоматическое. — Доктор вдруг откинулся назад и разразился взрывами металлического хохота. Карл испуганно смотрел на него... «Этот человек — сумасшедший», — подумал он. Лицо доктора сделалось непроницаемым, как лицо картежника. У Карла возникло необычное ощущение в желудке — точно при неожиданной остановке лифта.
Доктор изучал лежавшие перед ним документы. Он заговорил довольным, слегка покровительственным тоном:
— Не делайте такого испуганного вида, молодой человек. Всего лишь профессиональная шутка. Сказать, что лечение симптоматическое, — значит сказать, что нет никакого, разве что больного заставляют чувствовать себя как можно уютнее. А именно этого мы и пытаемся добиться в подобных случаях. — И вновь Карл почувствовал на своем лице импульс холодного интереса. — То есть, допустим, ему возвращают уверенность в себе, когда такая уверенность необходима... и, разумеется, предоставляют соответствующую отдушину в виде общения с другими индивидуумами, имеющими подобные тенденции. Не требуется никакой изоляции... хотя это заболевание куда заразнее рака. Рак, моя первая любовь, — голос доктора сделался далеким и слабым. Казалось, он и в самом деле ушел в невидимую дверь, оставив за столом свое пустое тело.
Вдруг он вновь заговорил решительно и твердо:
— И вам наверняка интересно, с какой стати мы занимаемся этим вопросом? — Мелькнула улыбка, сверкающая и холодная, как снег на солнце.
Карл пожал плечами.
— Это меня не касается... мне интересно только одно: почему вы просили меня прийти сюда и зачем говорите мне всю эту... эту...
— Чепуху?
Карл почувствовал досаду, обнаружив, что краснеет.
Доктор откинулся назад и свел вместе кончики пальцев.
— Молодежь, — снисходительно произнес он. — Вечно она спешит. Возможно, когда-нибудь вы поймете всю важность терпения. Нет, Карл... Могу я называть вас Карлом? Я не уклоняюсь от ответа на ваш вопрос. В случае подозрения на туберкулез мы — то есть соответствующее ведомство — можем попросить, даже
— Но все это просто нелепо. Я всегда интересовался только девушками. Сейчас у меня есть постоянная девушка, и мы собираемся пожениться.