Голубой лабиринт

— С тех пор, мне... трудно возвращаться в музей. Иронично, не так ли, ведь мои исследования могут происходить только здесь? — она покачала головой. — Я всегда была такой храброй. Настоящим сорванцом. Вспомните, как я настаивала на том, чтобы сопровождать вас и Пендергаста в тоннелях метро. Но теперь все по-другому. Сейчас в музее есть всего несколько мест, куда я могу зайти… без панических атак. Я не могу слишком далеко заходить в хранилища коллекций. Кто-то должен подносить мне материалы оттуда. Я подробно запомнила все ближайшие выходы на случай, если мне придется спешно убегать. А еще мне просто необходимо во время моей работы чье-то присутствие рядом с собой, не могу оставаться одна. В последнее время я поняла, что не хочу работать в музее после закрытия — то есть, после наступления темноты. Даже здесь, на верхнем этаже, мне находиться… трудно.

Слушая это, д’Агоста чувствовал себя все хуже. Как он мог забыть об этом? Попросив ее помочь, он выставил себя бессердечным идиотом.

— То, что вы сейчас переживаете — нормально, учитывая то, что с вами случилось, — смущенно проговорил он.

— Есть еще кое-что похуже. Я не могу выносить темные места. И темноту в целом. Я оставляю гореть свет в моей квартире на всю ночь. Вы бы испугались, увидев мои счета за электричество, — она выдавила кислую улыбку. — На самом деле, я просто разваливаюсь. Похоже, что у меня новый синдром: «музеефобия».

— Слушайте, — прервал ее д’Агоста, взяв ее за руку, — давайте забудем об этом чертовом скелете. Я найду другого, кто сможет…

— Ни в коем случае. Я может быть и псих, но не трус. Я сделаю это. Только не просите меня идти туда, — она указала в сторону дальнего конца коридора, где располагались залы коллекций, куда отправился Сандовал. — И никогда, прошу вас, никогда не просите меня, — она старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрогнул, — идти в подвал…

— Благодарю вас, что поделились, — искренне сказал д’Агоста.

В этот момент в коридоре зазвучали шаги. Вернулся Сандовал, держа обеими руками уже знакомый лейтенанту лоток. Он осторожно опустил его на стол между посетителями.

— Я буду на своем рабочем месте, — сказал он. — Дайте мне знать, когда закончите.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Д'Агоста смотрел, как Марго подтянула перчатки на руках, затем взяла сложенную хлопковую простынь из соседнего ящика, разгладила ее на поверхности стола и принялась брать кости с подноса и раскладывать их на ткани. Выстроилась цепочка скелета: ребра, позвоночник, кости рук и ног, череп, челюсть и множество мелких костей, которые лейтенант не смог идентифицировать. Он вспомнил о том, что когда Марго восстановилась от своей эмоциональной травмы после музейных убийств двенадцатилетней давности, она получила лицензию на огнестрельное оружие и научилась им пользоваться. Тогда она была настроена так решительно, казалась такой собранной. А он переживал, как бы ношение оружия не усугубило ее ситуацию, потому что видел, что происходит с полицейскими от постоянной близости оружия…

Вновь взглянув на Марго, д’Агоста потерял ход своих мыслей. Она сидела рядом с ним — замершая, словно изваяние — и удерживала тазовую кость обеими руками в перчатках. Выражение ее лица изменилось: отстраненность полностью улетучилась, сменившись озадаченностью.

— В чем дело? — встрепенулся лейтенант.

Вместо ответа, она повернула тазовую кость в руках, разглядывая ее вблизи. Затем осторожно положила его на хлопок, взяла нижнюю челюсть, и изучила внимательнее, рассматривая ее то с одной стороны, то с другой. Наконец, она опустила кость и взглянула на д’Агосту.

— Готтентот — мужчина, возраст — тридцать пять?

— Да.

Марго облизнула губы.

— Интересно. Мне нужно будет вернуться, когда у меня будет больше времени, но я уже сейчас могу сказать вам одну вещь: этот скелет может быть готтентотом примерно с примерно такой же вероятностью, с какой им могу быть я.

20

Солнце уже сияло на полуденном небе, когда Пендергаст выехал в своем жемчужном «Кадиллаке» из Солтон-Палмз. Снова он верннется туда только за полночь.

Агент остановился в трех милях от города-призрака. Выключив фары, он съехал с дороги и спрятал машину в зарослях чахлых деревьев Джошуа. Заглушив двигатель, он откинулся на водительском сидении и замер, обдумывая ситуацию.

Большинство аспектов этого дела оставались загадками, однако теперь Пендергаст был уверен в двух вещах: во-первых, смерть Альбана представляла собой сложный, детально проработанный план, направленный на то, чтобы заманить его в шахту «Золотой паук», во-вторых, саму шахту тщательно подготовили к его появлению. Пендергаст не сомневался, что вход в нее даже сейчас находился под пристальным наблюдением. Его там ждали.

Агент взял с переднего сидения свернутые в рулон два листа бумаги и раскатал их у себя на коленях. На одном из них была изображена старая карта шахты «Золотой паук», которую он купил у Кьюита, а на другом — старые строительные чертежи «Солтон Фонтенбло».