Она скользнула под другую арку, в комнату, наполненную чучелами перелетных птиц, и оттуда в самые странные области подвала: коллекция случайных предметов Антуана. Здесь были двухстворчатые книжные шкафы полные такими странными вещами, как парики, дверные ручки, корсеты и планшетки от них, обувь, зонты и трости, наряду с причудливым оружием – пищалями, пиками, шестиперами, алебардами, секирами, копьями, бомбардами, и военными молотами. Рядом находилась комната полная старого медицинского оборудования, судя по всему, как для лечения людей, так и для ветеринарных целей, некоторым из них, очевидно, много пользовались. После этого, как ни странно, коллекция боевого оружия, мундиров и различных видов снаряжения, начиная примерно с Первой мировой войны. Констанс остановилась, чтобы рассмотреть с некоторым интересом обе медицинские и военные коллекции.
А потом пошли орудия пыток: медные быки, дыбы, тиски, железные девы, и, самое уродливое из всех, груша страданий. В центре комнаты расположилась плаха, с топором, лежащим неподалеку, рядом кусок скрученной человеческой кожи и длинные волосы: отголоски некоего ужасающего события, которое произошло здесь пять лет назад, примерно в то время, когда агент Пендергаст стал ее опекуном. Констанс смотрела на все эти устройства с отстраненностью. Она не была особенно обеспокоена этим абсурдным свидетельством человеческой жестокости. Наоборот, они только подтверждали, что ее взгляд на человечество был правильным и не нуждался в пересмотре.
Наконец, она подошла к комнате, которую искала: химическая лаборатория Антуана. За распахнувшейся дверью лес из стеклянной посуды, колонное оборудование для перегонки, титровальные наборы, и другие аппараты конца девятнадцатого и начала двадцатого века приветствовали ее взгляд. Годы назад она провела некоторое время в этой особенной комнате, помогая ее первому опекуну. Она никогда не видела ничего подходящего. Тем не менее, она была уверена, что, если Антуан и унаследовал что-то от своего отца – оно будет находиться здесь.
Констанс поставила электрический фонарь на стол из мыльного камня и огляделась. Она решила начать свои поиски с дальнего конца комнаты.
Химические аппараты выстроились на длинных столах, покрытые по большей части толстым слоем пыли. Она быстро прошлась по ящикам, находя много нот и старых бумаг, но ничего, предшествующего Антуану, и все записи были посвящены собственным уникальным исследованиям Антуана, в основном кислотам и нейротоксинам. Просмотрев все ящики, и ничего не найдя, Констанс перешла к старым дубовым шкафам, стоящим вдоль стен, еще полных рабочими химикатами за фасадами из рифленого стекла. Она осторожно просмотрела и бутылки, и флаконы, и ампулы, и оплетенные бутыли, но все они были помечены аккуратным каллиграфическим почерком Антуана – ничего с почерком Иезекии, который, как она знала по ее научным исследованиям, был неразборчивым и остроконечным.
После того, как Констанс обыскала содержимое шкафов, она осмотрела двери, ящики, днища, крышки и петли, на наличие каких-либо скрытых отсеков. И почти сразу нашла один: большое пространство за ящиком в одном из столов из мыльного камня.
Потребовалась лишь секунда, чтобы найти запирающий механизм, и открыть пружину. Там, внутри отсека, стояла большая винная бутыль, полная жидкости, с этикеткой, которая гласила:
Трифлатная Кислота
CF3SO3H
Сентябрь 1940
Бутылка настолько была хорошо запечатана, что стеклянная пробка была аккуратно глазирована, прогрета и спаяна со стеклянным узким горлышком. Тысяча девятьсот сороковой год – слишком поздно, чтобы быть чем-то от Иезекии. Но почему она была спрятана? Констанс сделала мысленную заметку, чтобы изучить эту кислоту, о которой она никогда не слышала.
Она закрыла отсек, отвернулась, и продолжила свой поиск.
Первый осмотр лаборатории не выявил ничего ценного. Необходим более тщательный поиск.
Оглядевшись с фонарем, она отметила, что один из стенных шкафов был прикреплен к камню анкерными болтами, которые, по-видимому, однажды в далеком прошлом, были сняты и снова закреплены.
Взяв длинный кусок металла, она выкрутила болты, один за другим, высвобождая их из раскрошившегося камня, пока шкаф можно было отодвинуть от стены. За ним она обнаружила древнюю, червивую кожаную сумку, кожа которой заплесневела и была изъедена паразитами.
Это был саквояж подобный тем, который торговец патентованными лекарствами, мог бы носить с собой, чтобы размещать образцы. Когда она вытащила его и перевернула, то различила остатки сложной золотой штамповки викторианской эпохи, в форме крупного густого узора из завитков и переплетенных лоз, листьев и цветов. Она едва смогла разобрать надпись:
ЭЛИКСИР – КОМПЛЕКС ИЕЗЕКИИ
и
ЖЕЛЕЗИСТОЕ ОБЩЕУКРЕПЛЯЮЩЕЕ
Отодвинув в сторонку стеклянную посуду, она положила саквояж на стол и попыталась открыть его. Он был заперт. Однако быстрый рывок сорвал старые петли.
Чемодан был пуст, за исключением высушенной мыши.