«Если мой предок Иезекия», - сказал ей Пендергаст, - «чья собственная жена умирала от воздействия эликсира, не мог найти лекарство, не мог исправить повреждения, которые вызвало его снадобье... как же я тогда смогу?»
И в самом деле, как?
Она подняла тяжелый фолиант с книжной полки. Как только она это сделала, раздался едва слышный приглушенный щелчок, и два смежных с ней стеллажа бесшумно распахнулись на смазанных петлях, обнажив латунную решетку старомодного лифта. Она шагнула внутрь, закрыла ворота, и повернула медный рычаг. С грохотом древней машины, лифт спустился вниз. Через секунду он дернулся, остановился, и Констанс вышла в темную приемную. Слабый запах аммиака, пыли, и плесени напал на ее ноздри. Это был знакомый запах. Она хорошо знала этот подвал – так хорошо, что ей почти не нужен был свет, чтобы передвигаться. Он стал для нее, буквально, вторым домом.
Тем не менее, она сняла с полки на соседней стене электрический фонарь и включила его. Констанс двинулась по лабиринту коридоров, которые в конечном итоге привели ее к старой двери, тяжелой и покрытой медянкой, которую она толкнула, открывая заброшенную операционную палату. Пустая каталка поблескивала в луче фонаря, рядом со стойкой капельницы завешенной паутиной, бочкообразным аппаратом ЭКГ, и лотком из нержавеющей стали с разложенными на нем операционными инструментами. Она пересекла комнату и подошла к известняковой стене в дальнем конце комнаты. Быстрый жест – нажатие каменной панели – заставил повернуться внутрь секцию стены. Она шагнула в проем, свет фонаря исследовал винтовую лестницу, вырезанную в фундаменте жилого дома верхнего Манхэттена.
Она спускалась по лестнице, направляясь в подвалы особняка. Внизу, лестница соединялась с длинным, сводчатым помещением с земляным полом, кирпичная тропа убегала вперед через серию бесконечных залов. Констанс последовала вниз по тропинке мимо кладовых, ниш и гробниц. Пока она двигалась, свет ее фонаря выхватывал ряд за рядом шкафы, заполненные бутылками химикатов всех цветов и оттенков, сверкающими, как драгоценные камни на свету. Это было все, что осталось от химической коллекции Антуана Пендергаста, который был известен широкой общественности под псевдонимом Энох Ленг – двоюродный прапрадед агента Пендергаста и один из сыновей Иезекии Пендергаста.
Химия шествовала по семье.
Жена Иезекии, также носившая имя Констанс («странное совпадение», - думала она, – «или, пожалуй, ничего особенного») умерла от эликсира ее собственного мужа. В те последние, отчаянные недели ее жизни, по семейным преданиям, Иезекия, наконец, узнал правду о своем чудодейственном лекарстве. После ужасной смерти жены, он покончил с собой и был похоронен в освинцованном фамильном склепе в Новом Орлеане, под старым семейным особняком, известным как Рошнуар. Тот особняк был герметично опечатан после сожжения Рошнуара толпой, и теперь он лежал под асфальтом автостоянки.
Что же тогда случилось с лабораторией Иезекии, его коллекцией химических соединений и его записными журналами? Может быть, они погибли в огне? Или его сын, Антуан, унаследовавший вещи, связанные с химическими исследованиями своего отца перевез их сюда, в Нью-Йорк? Если бы он это сделал, они находились бы где-то в этих ветхих подвальных лабораториях. Остальные три сына Иезекии не были заинтересованы в химии. Комсток стал весьма известным магом. Боэций, прапрадед Пендергаста, уехал, чтобы стать исследователем-археологом. Она так и не смогла выяснить, чего достиг Морис, четвертый брат, кроме того факта, что он опустился до ранней смерти от алкоголизма.
Если Иезекия оставил после себя заметки, лабораторное оборудование, химические вещества, Антуан – или как Констанс предпочитала называть его, доктор Энох – был единственным, кто мог проявить интерес. И если это так, возможно, какой-то остаток формулы Иезекии от его смертоносного эликсира, мог бы находиться в этом подвале.
Формула – во-первых, противоядие – во-вторых. И все это надо раздобыть до того, как Пендергаст умрет.
Пройдя через несколько залов, Констанс прошла под романской аркой, украшенной выцветшим гобеленом, в комнату, которая лежала в солидном беспорядке. Полки были повалены; бутылки и их содержимое разлетелось по полу – результат конфликта, который имел здесь место за восемнадцать месяцев до этого дня. Она и Проктор пытались восстановить порядок из хаоса. Это была одна из последних комнат, ожидающих реставрации; энтомологическая коллекция Антуана разбросанная лежала по полу, разбитые бутылки, наполненные засохшими брюшками шершней, крыльями стрекоз, переливающимися грудками жуков, и сушеными пауками.