Мельницу он застал тогда в «музыкальной ловушке» № 14, самой новой на тот момент в коллекции хозяев. Он вообще не хотел заходить ни в какую ловушку, ни в первую, ни в последнюю. Бывал уже прежде и не вынес оттуда для себя ровным счетом ничего, никак его там «не ловило». Но Стеба, один из пяти «глоботрясов», которому он только что просадил в «джангл–теннис» весь свой недельный бюджет с игровой карточки, заработав при этом лишь настоящий фонарь на скуле — последнее почти криминальное достижение «глоботехники», — Стеба буквально запихнул его туда.
— Сходи, сходи, даром сходи, — настаивал Стеба, — тебе понравится, знаю я тебя. Иди, тебе говорят, чудовище. Там, правда, уже есть посетитель, но ты не обращай внимания. Это будет тебе компенсацией.
Как он и ожидал, ему сразу «там» не понравилось — сумасшедшие аккорды гитары и дикий голос какого–то хрипатого крикуна, которого и певцом–то не назовешь, едва не выбросили его обратно. Но то, что он увидел, заставило его сначала замереть на месте, потом все же вслушаться в подобие пения, и наконец он впервые в жизни попался.
Волки метались в мрачном дремучем лесу среди мощных стволов по глубокому снегу, окруженные странными гирляндами из лоскутков красной материи. Они бросались из стороны в сторону, мчались куда–то, вывалив такие же алые языки и оскалив зубастые пасти, из которых клубами вырывался пар. И вдруг страшный грохот, еще и еще. И звери бьются в снегу, пачкая белизну красными пятнами. Какие–то диковинные мужики из–за бурых стволов расстреливают и добивают их почти в упор из старинного оружия.
Певец надрывался:
И дальше — дикий, истязающий нервы припев со словами, нет, с криком:
Он дослушал и досмотрел все до конца, онемев от почти осязаемой боли и ужаса, и только когда все закончилось — немного неожиданно, совсем не так, как он уже ожидал, — заметил посетителя.
Она стояла к нему спиной у одного из стволов и оттуда наблюдала кошмарное зрелище. Наверное, поэтому он не сразу понял, что она не вирт, просто принял за одного из охотников. Но волки остались лежать на кровавом снегу, кроме последнего, который сумел вырваться из этой страшной мясорубки, охотники убежали в погоню за ним вместе с лающими охотничьими собаками, которых певец очень невежливо обзывал псами, а она осталась и обернулась. Впрочем, тут же снова отвернулась к стволу дерева, едва заметив его. И он сразу понял почему — она плакала и не хотела, чтобы он это видел.
— Какого черта? — Она произнесла это с вызовом, когда обернулась вторично. — Чего ты уставился, как… как… как динозавр!
Он даже не сразу понял, что она совершенно случайно угадала его прозвище в Мире Разума.
— Меня Стеба пустил, — сказал он, не найдя ничего лучшего.
— Ну и дурак! — сказала она, и непонятно было, кто именно.
— Да ты плачь! — Он сам не ожидал от себя таких слов. — Мне тоже плакать хочется.
— Ну и дурак, — теперь уже по совершенно точному адресу повторилась она, только спокойнее. И тут же сорвалась: — Это черт знает что такое они тут устроили! Ну, Стеба… Ну, я ему не прощу.
— Все же лучше, чем обязаловка, — не согласился он с таким суждением.
— Ну ты скажешь! — тут же возмутилась она. — Обязаловку бездари для педсовета делают, а это — Стеба! А Стеба — гигант!
— Ну, — поспешно согласился он. — И волки как настоящие.
— Будто ты настоящих видал?
— Не видал, — грустно признался он, не обратив внимания на насмешку, прозвучавшую в голосе. — Хорошо, что последний ушел.
Она приблизилась на несколько шагов и вдруг похвасталась:
— Волков я им делала, только не знала, куда они их запустят.
— Классные волки, — без тени лести похвалил он.
— Ты думаешь? Впрочем, спасибо. Меня зовут Мельница. Меля — для друзей.
— Динозавр, — представился и он.
— А если серьезно?
— Я серьезно, ты угадала.
— Ни фига себе…
Так они и познакомились, а еще через два дня он узнал, что она одна из старших друзей того попугая, с которым он уже больше месяца общается в городе, и
там ее зовут Мариной Мельниковой. Очень скоро, почти в тот же миг, знакомство их стало дружбой.
— Ох! — Погрузившись в воспоминания и следя лишь за наземными ориентирами, он не заметил встречного летуна.
Небо, земля, небо, земля, небо, земля — крутясь, вертясь и кувыркаясь, он был отброшен в сторону и вниз неожиданным столкновением. Тот, встречный, летел теперь в противоположном направлении, выписывая в воздухе похожие фигуры вынужденного пилотажа. Остановившись, он намерен был извиниться, но встречный уже несся к нему на всех парусах и явно с недобрыми намерениями.