Читаем Голодный дом полностью

Диван подрагивает от тяжелых басов «Safe from Harm».

– Выпейте кофе покрепче, – говорю я типу в халате.

От этих слов лицо его передергивается, как от горсти щебня, мне даже жалко становится. Тип в халате закрывает глаза, будто старается что-то вспомнить.

– Гость… – говорит он и рассеянно, по-стариковски моргает.

Я жду продолжения. Он молчит.

– Я – новый гость? Вы это хотели спросить? Новый гость?

Следующую фразу он изрекает как заправский чревовещатель – сначала двигает губами, а сами слова звучат лишь через несколько секунд:

– Я… нашел… в ще… ли… ору… жие…

Отсроченное воспроизведение – потрясающий фокус, но от слов про оружие мне становится не по себе.

– Послушайте, а давайте как-нибудь без оружия обойдемся…

И тут этот полуголый, в дым укуренный тип вытаскивает из кармана халата серебряную спицу в ладонь длиной. Я отшатываюсь – а вдруг он меня ткнет? – но потом соображаю, что он протягивает ее мне, как подарок. Один конец спицы украшен серебряной лисьей головой с блестящими камушками глаз.

– Ой, какая прелесть! – говорю я, рассматривая странную вещицу. – Она антикварная? Наверное, шпилька гейши или что-то в этом роде?

Лежу на диване, одна. В коридоре никого нет. В комнате пусто. Тип в халате давным-давно свалил, но в кулаке у меня зажата шпилька с лисой. О господи, я опять отключилась, что ли? Пора бросать эту дурную привычку. Вместо «Safe from Harm» теперь звучит «Little Fluffy Clouds»[7]{32} электронщиков The Orb. Напротив меня была голая стена, но теперь в ней виднеется черная железная дверца, совсем как в проулке Слейд, – только эта приоткрыта. Опускаюсь на колени у дверцы, распахиваю ее пошире и, просунув голову в проем, выглядываю наружу. За дверью – улочка. Очень похожа на проулок Слейд, но этого не может быть, потому что этого не может быть. Колени мои по-прежнему опираются на ковер в Слейд-хаусе. Снаружи темно, никого не видно, только высокие стены с обеих сторон. И тихо, как в гробу. Ну, так говорят. Музыки не слышно – никаких тебе «Little Fluffy Clouds», голова словно бы отделена звуконепроницаемой завесой. Метрах в пятидесяти слева от меня улочка сворачивает вправо, на углу стоит мигающий уличный фонарь. Справа от меня, примерно на том же расстоянии, – еще один поворот, еще один угол, еще один фонарь. Нет, это не проулок Слейд. Я в коридоре особняка, оттуда до проулка Слейд метров пятьдесят будет… нет, восемьдесят или даже сто – у меня глазомер напрочь отсутствует. Должно быть, дурь подействовала. Ну точно. Если один болван сообразил поменять местами печеньки с дурью и без дури, то другому такому умнику ничего не стоило подсыпать какую-то фигню в пунш. Всякое бывает. Фрейя рассказывала, как два ее сиднейских однокурсника поехали на каникулы в Индонезию, нажрались каких-то жареных грибочков, а потом решили, что на пляж Бонди-бич легче вернуться вплавь. Одного придурка чудом успели спасти, а вот второго так и не нашли. Что делать, если в кислотном приходе оказываешься в переулке, которого быть не может? Пройтись по нему? Тоже мысль. Надо проверить, выходит он на Вествуд-роуд или нет. Погодите-ка, меня же Тодд на кухне дожидается. Он, наверное, волнуется, куда это я запропала. Нет, надо возвращаться. А вдруг…

А вдруг…

А вдруг Слейд-хаус – это глюк, а дверца – путь к свободе? Что, если эта кроличья нора ведет не в Страну чудес, а, наоборот, домой? Что, если…

Кто-то касается моего плеча, и я, вздрогнув, втягиваю голову внутрь, в коридор Слейд-хауса, где звучит музыка, где вечеринка в разгаре… Оборачиваюсь: на меня сверху вниз глядит Злая Волшебница Запада.

– Эй, Салли Тиммс, ты что здесь делаешь?

Я лихорадочно вспоминаю, как ее зовут:

– Кейт?

– Тебе плохо? Или ты что-то уронила?

– Нет, я просто хотела понять, куда эта дверца ведет.

Злая Волшебница недоуменно смотрит на меня:

– Какая дверца?

– Вот эта, – говорю я и показываю Кейт Чайльдс… голую стену.

Никакой дверцы нет. Трогаю стену рукой – стена как стена. Встаю, тяну время, думаю, как теперь выкручиваться. Мысли путаются. Да, у меня глюки из-за наркотиков, подмешанных в еду или в питье, но не признаваться же Кейт, что меня опоили.

– Мне домой пора.

– Так ведь рано еще, Салли Тиммс.

– Голова разболелась. И месячные начались.

Кейт снимает маску Злой Волшебницы, под которой оказывается взволнованное, по-сестрински заботливое лицо, обрамленное светлыми, как у Барби, волосами.

– Давай я тебе такси вызову. Этим волшебством я в совершенстве овладела с самого рождения. Вот щелкну пальцами, и… – Она начинает хлопать себя по бокам, как в аэропорту, перед контролем службы безопасности. – У меня весьма кстати есть новенький навороченный мобильник в одном из этих… волшебных кармашков.

Такси было бы в самый раз, но у меня всего два фунта.

– Нет, я пешком пойду.

– Пешком? – Она с сомнением глядит на меня. – Тебе же нездоровится. Может, не стоит?

– Спасибо, мне на свежем воздухе полегчает.

– Знаешь, попроси-ка Тодда Косгроува, чтобы он тебя домой проводил. Тодд – настоящий джентльмен, таких в Англии почти не осталось.

Оказывается, Кейт знакома с Тоддом!

– Да, я как раз его ищу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги