— Видела. Во время вашего тура. Это чудо без лямок в Дистрикте номер два, темно-синее с бриллиантами! Такая прелесть, что я готова была протянуть руку через экран и сорвать его прямо с твоей спины.
«Ага, — проносится у меня в голове. — Желательно вместе с кожей».
Дожидаясь лифта, она расстегивает остальную часть костюма, роняет на пол и с отвращением на лице отправляет пинком подальше. Кроме тапочек травяного зеленого цвета на ней теперь ни единой нитки.
— Фу, так-то лучше.
Мы заходим в одну и ту же кабину, и всю дорогу до восьмого этажа Джоанна болтает с Питом о живописи. Угольные переливы его костюма бросают блики на обнаженную грудь. Когда соседка нас покидает, я отвожу глаза, но прекрасно знаю, что Пит ухмыляется. Следом выходят Рубака и Сидер, и мы остаемся наедине. Я вырываю руку, а он ни с того ни с сего заливается хохотом.
— В чем дело? — бросаю я, когда мы выходим из лифта.
— В тебе, Китнисс. Разве не видишь? — давится смехом Пит.
— Чего не вижу?
— Почему они все так себя ведут. Финник с его сахарком, Рубака с поцелуями, а теперь эта девушка начала раздеваться. — Он пытается сделать серьезный вид, но все бесполезно. — Они же играют с тобой, потому что ты… Понимаешь?
— Нет, не понимаю.
В самом деле, о чем он?
— Например, не могла смотреть на мое обнаженное тело, даже когда я был при смерти. Ты такая… чистая, — наконец выдавливает из себя Пит.
— Неправда! — вырывается у меня. — Да я целый год, когда видела камеры, чуть не срывала с тебя одежду!
— Да, но… Понимаешь, для Капитолия ты слишком чистая. По мне, так все идеально. — Он явно пытается меня успокоить. — Они тебя просто дразнят.
— Нет, насмехаются! И ты с ними заодно!
— Ни в коем случае. — Пит отрицательно качает головой, кусая губы, чтобы снова не прыснуть.
Я начинаю всерьез сомневаться в своем решении сохранить ему жизнь, когда рядом с нами открывается еще один лифт. Хеймитч и Эффи, чем-то ужасно довольные, присоединяются к нам, и вдруг лицо ментора каменеет.
«Что я опять натворила?» — чуть не срывается у меня с губ. Но Хеймитч пристально смотрит мимо, на вход в столовую.
Проследив за его взглядом и поморгав от удивления, Эффи жизнерадостно щебечет:
— Кажется, в этот раз вам подобрали сочетающийся комплект!
Развернувшись, я вижу рыжеволосую безгласую девушку, с которой уже знакома по прошлым Голодным играм. Как это мило — встретить подругу в подобном месте. Рядом стоит молодой человек, разумеется, тоже безгласый — и тоже рыжеволосый. Ясно, почему Эффи назвала их «сочетающимся комплектом»…
Внезапно меня словно током бьет. Потому что и молодой человек мне отлично знаком. И не по капитолийским торжествам. Мы частенько беседовали в Котле, посмеивались над варевом Сальной Сэй. В последний раз я видела его лежащим без сознания на площади, где истекал кровью Гейл.
Имя нашего нового безгласого — Дарий.
16
Ментор цепко впивается мне в запястье, предостерегая от необдуманных поступков, но я теряю дар речи не хуже Дария. Хеймитч однажды упоминал, что в Капитолии с языками безгласых делают что-то ужасное, и они уже никогда не заговорят. В ушах звучит голос Дария — веселый, поддразнивающий меня не так, как сегодняшние соперники по арене, а из искренней взаимной симпатии. Если бы Гейл это видел…
Выдать наше знакомство хотя бы жестом — нельзя, иначе бывшего миротворца ждет неминуемое наказание. Мы просто глядим друг другу в глаза. Он — бессловесный раб; я — обреченная на заклание жертва. Что мы могли бы друг другу сказать? «Мне жаль»? «Я чувствую твою боль, как свою»? «Хорошо, что мы с тобой были знакомы»?
Впрочем, Дарий этому вряд ли радуется. Не вмешайся я в ту позорную казнь, он бы не попытался остановить Треда. Не лишился бы языка. А главное, не состоял бы теперь при мне, ведь я более чем уверена: президент Сноу нарочно сделал его
Вывернувшись из железной хватки Хеймитча, ухожу к себе в комнату и запираю дверь. Опускаюсь на край кровати, упираюсь локтями в колени, а лбом в кулаки. Долго смотрю на мерцающие цвет
Когда наконец Эффи приходит позвать на ужин, я поднимаюсь, снимаю наряд и бережно складываю его на столе вместе с полукороной. Тщательно умываюсь в ванной, избавляясь от темной раскраски. И, переодевшись в обыкновенную рубашку с брюками, спускаюсь в банкетный зал.
Ужин проходит, словно в мутном сне. Дарий и рыжеволосая прислуживают нам за столом. Эффи, Хеймитч, Цинна, Порция и Пит, кажется, обсуждают Открытие. В память врезается лишь одно. Я нарочно роняю на пол тарелку с горошком и, не дожидаясь, пока меня кто-нибудь остановит, лезу под стол. Дарий тут же бросается собирать раскатившиеся горошины. На миг мы оказываемся рядом, скрытые от посторонних глаз, и наши руки соприкасаются. Его грубая кожа покрыта масляным соусом с тарелки. Наши отчаянно сцепившиеся пальцы говорят больше, нежели все невысказанные слова. Эффи квохчет:
— Китнисс, это же не твоя работа!
И мы разжимаем руки.