Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Финник Одэйр — живая легенда Панема. Пережив шестьдесят пятый сезон Голодных игр в четырнадцатилетнем возрасте, он так и остался самым юным из победителей. В Дистрикте номер четыре его растили как профи, поэтому шанс на удачу изначально был высок, но ни один тренер не может похвастаться тем, что наделил юношу невиданной красотой. В то время как остальным игрокам приходилось чуть не вымаливать горстку зерна или спички в подарок, высокий, отлично сложенный Финник с его золотистой кожей, бронзовой шевелюрой и потрясающими глазами не знал нужды ни в пище, ни в сильных лекарствах и ни в оружии. Спустя примерно неделю соперники запоздало сообразили: нужно было убить его первым. Парень и так превосходно орудовал копьями и ножами, добытыми у Рога изобилия, но когда к нему на серебряном парашюте опустился трезубец (самый дорогостоящий подарок на моей памяти), это решило исход Игры. Главное занятие жителей Четвертого дистрикта — рыболовство. Финник с раннего детства плавал на лодке. Он тут же сплел сеть из виноградной лозы, переловил ею всех противников и по одному заколол трезубцем. Еще пара дней — и корона была у него.

Капитолийцы слюной исходят по этому мальчику.

Благодаря юному возрасту, поначалу его на год или два оставили в покое, но уже с шестнадцати лет Финник присутствует на каждых Играх, и толпы поклонников таскаются за ним по пятам. Правда, никто не пользуется его благосклонностью долгое время. В течение своего ежегодного визита он успевает четыре-пять раз поменять окружение. Неважно, стар человек или юн, миловиден или уродлив, богат или беден — Финник проводит с ним какое-то время, принимает экстравагантные подарки, но никогда не задерживается и не возвращается.

Весьма вероятно, это один из самых потрясающих и желанных людей на планете, хотя, честно сказать, меня он совершенно не привлекает. То ли слишком красив, то ли слишком доступен, а может быть, его чересчур легко потерять.

— Нет, спасибо, сахару не хочется. А вот примерить когда-нибудь твой костюмчик я бы не отказалась.

На Финнике — золотая сеть, умышленно завязанная узлом возле паха, так что парень не сказать чтобы вышел на люди голым, но весь открыт перед публикой. Видимо, стилисты решили: чем больше плоти увидит зритель, тем выгоднее.

— А ты меня просто путаешь в этом новом обличье. Что стало с милыми девичьими платьями? — спрашивает он и проводит языком по губам. Представляю, как это сводит с ума других людей, однако перед моими глазами тут же встает старый Крей, пускающий слюни при виде нищих голодных девушек.

— Я из них выросла.

Финник тянется к моему воротнику и потирает материю между пальцами.

— Не повезло тебе с этой Квартальной бойней. Могла бы пожить в Капитолии припеваючи: украшения, деньги, все, что душа попросит.

— Украшения терпеть не могу, а денег и так девать некуда. Кстати, на что ты потратил свои?

— Ну, такие банальные мелочи меня давно уже не занимают, — отмахивается он.

— Чем же люди расплачиваются за счастье лицезреть тебя рядом с собой? — осведомляюсь я.

— Тайнами, — отвечает Финник вполголоса и наклоняет голову, едва не коснувшись губами моего уха. — А что скажешь ты, огненная Китнисс? Есть у тебя секреты, достойные моего внимания?

Это глупо, но я почему-то краснею. Пытаюсь вернуть себе самообладание и шепчу:

— Нет, я открытая книга. Кажется, люди узнают мои секреты раньше меня самой.

Юноша улыбается.

— Увы, сдается мне, так оно и есть. — И быстро отводит глаза. — Пит идет. Жаль, что из-за Игры сорвалась ваша свадьба. Представляю, как ужасно ты себя чувствуешь.

Забросив еще один кубик сахара в рот, Финник беззаботной походочкой удаляется.

— Что ему понадобилось? — интересуется Пит, одетый и разукрашенный мне под стать.

Я тянусь губами к его лицу, томно приопускаю ресницы и самым что ни на есть обольстительным тоном мурлычу:

— Он предложил мне сахара и хотел выведать все мои тайны.

— Да ладно тебе, — смеется напарник.

— Нет, правда. Потом расскажу подробнее, а то сейчас у меня по коже мурашки бегают.

— Как по-твоему, — вдруг произносит Пит, оглядываясь по сторонам, — если бы только один из нас победил, сегодня он был бы здесь, участником этого жуткого маскарада?

— Разумеется. Особенно ты, — вырывается у меня.

— Почему — особенно? — улыбается он.

— Потому что у тебя слабость к красивым вещам, а у меня ее нет, — снисходительно поясняю я. — Капитолий сумел бы тебя заморочить, а там и купить навсегда.

— Чувство прекрасного — это еще не слабость, — возражает Пит. — Разве что в случае моего к тебе отношения…

Слышится музыка. Широкие створки дверей распахиваются, и первая колесница выезжает под рев толпы.

— Готова? — Пит подает мне руку, чтобы помочь взойти на повозку.

Я поднимаюсь и втягиваю его за собой.

— Постой-ка. — Поправляю ему корону. — Видел свой костюм включенным? Мы снова всех поразим.

— Это точно. Но Порция говорит, нам нужно быть выше этого. Не махать руками, ничего такого не делать, — предупреждает он. — Между прочим, где наши стилисты?

— Не знаю, — отзываюсь я, окидывая взглядом процессию. — Может лучше, проедем вперед и включимся?