— А другие семьи, Китнисс? Те, что не в силах бежать? Разве не понимаешь? Дело уже не в нашем спасении. Начинается революция! — Он трясет головой, не скрывая отвращения ко мне. — Ты столько могла бы сделать… — И бросает перчатки Цинны мне под ноги. — Я передумал. Не желаю столичных подачек!
И Гейл уходит.
Задумчиво смотрю на перчатки. Столичных подачек? Надеюсь, это не обо мне? Я для него — еще одно произведение Капитолия, неприкасаемая? Все это так несправедливо, что меня охватывает злость. И страх. Каких безумств Гейл теперь натворит?
Сажусь у печки; чтобы продумать следующий ход, нужно хотя бы согреться. Хорошо еще, что восстания вспыхивают не за день. До завтрашнего утра Гейлу не удастся потолковать с шахтерами. Нужно опередить его и побеседовать с Хейзел, она как-нибудь успокоит сына. Да, но если явиться прямо сейчас, он выставит меня за дверь. Может быть, ночью, когда все уснут… Хейзел часто работает допоздна, заканчивая стирку. Подойду к окну, постучусь, изложу все, и она удержит Гейла от глупостей.
В голове звучит наш разговор с президентом Сноу.
—
—
—
Хейзел тоже пришлось тяжело потрудиться, поддерживая жизнь родных. Она будет на моей стороне. Или нет?
Приближается полдень, а дни теперь короткие. В лесу лучше не задерживаться дотемна без особой нужды. Затушив угли, убираю объедки, а брошенные перчатки Цинны сую за пояс. Поберегу пока: может, Гейл еще передумает. Помню, с каким лицом он швырнул мне подарок, отвергая и вещь, и меня.
Выбираюсь из леса засветло. Беседа с Гейлом не удалась, но я не отступлюсь от своего плана. Пора искать Пита. Как ни удивительно, вероятно, с ним будет легче договориться.
Мы сталкиваемся на границе Деревни победителей.
— Охотилась? — По его лицу видно, Питу не по душе такая затея.
— Не совсем. В город собрался?
— Да. Обещал поужинать со своими.
— Ладно, давай провожу немного.
Этой дорогой почти не пользуются; самое подходящее место, чтобы потолковать по душам, однако слова почему-то не идут с языка. С Гейлом все получилось — ужаснее не бывает. Молча кусаю губы. Городская площадь с каждым шагом все ближе. Сделав глубокий вздох, отпускаю слова на свободу.
— Пит, ты бы согласился бежать со мной из дистрикта?
Он берет меня за руку и останавливается. Даже не смотрит мне в глаза: сразу понял, что это всерьез.
— К чему такие вопросы?
— Я не смогла убедить президента. В Дистрикте номер восемь — восстание. Нам пора уносить ноги.
— Нам двоим?.. Конечно, нет. Кого еще позовешь?
— Маму и Прим. Твоих родных, если они согласятся. Наверное, Хеймитча.
— А как насчет Гейла?
— Не знаю. Кажется, у него на уме другое.
Покачав головой, Пит невесело улыбается.
— Еще бы. Да, разумеется, Китнисс. Я готов.
— Правда?
В сердце смутно затеплился огонек надежды.
— Ага. Вся беда в том, что
Вырываю руку со злостью.
— Ты меня плохо знаешь. Собирай вещички.
И устремляюсь вперед. Он идет следом, в двух шагах.
— Китнисс.
Я не сбавляю скорости. Если моя идея Питу не по душе, другой у меня все равно нет.
— Китнисс, остановись.
От угольной пыли, покрывающей все вокруг, еще тоскливее смотреть по сторонам. Пнув грязный, обледенелый ком, позволяю себя нагнать.
— Нет, я правда готов бежать, если хочешь. Просто вначале надо посоветоваться с Хеймитчем. Как бы не сделать хуже для всех… — Внезапно Пит настораживается. — Что там?
Спохватившись, я лишь теперь замечаю странные звуки, которые долетают с площади. Свист, звук удара, испуганные вздохи в толпе.
— Идем. — Лицо моего спутника неожиданно каменеет.
Почему? Неужели он раньше меня догадался, что это за шум?
На площади явно что-то творится, но из-за толпы не видно. Пит забирается на деревянный ящик, брошенный возле стены магазина сладостей, и протягивает мне сверху руку. Потом вдруг отталкивает и резко шипит:
— Слезай! Слезай скорее!
— А что? — не сдаюсь я, пытаясь забраться на ящик.
— Китнисс, иди домой! Я буду через минуту, честное слово!
Вырвав ладонь из его руки, я проталкиваюсь вперед. Люди оглядываются, узнают меня и в страхе отводят глаза. Слышится жаркий шепот:
— Девочка, лучше бы ты уходила отсюда.
— Сделаешь хуже.
— Смерти ему желаешь?
Я почти ничего не слышу: сердце слишком громко колотится. Понимаю одно. Там, на площади, происходит что-то ужасное, и это касается лично меня. В конце концов пробившись через толпу, я вижу, что не ошиблась. И Пит был прав. И незнакомые голоса — тоже.