К тому времени, как мы укладываем бесчувственное тело на доску вниз лицом, рядом остается лишь горстка людей: Хеймитч, Пит и несколько шахтеров, товарищей Гейла по смене.
Соседская девочка по имени Диви берет меня за руку.
— Помощь нужна?
В серых глазах — и страх, и решимость. Когда-то мама спасла ее младшего брата от кори.
— Можешь дойти до Хейзел? Прислать ее к нашему дому?
— Ага. — Девочка разворачивается на каблучках и убегает.
— Ливи! — бросаю я вслед. — Только пусть не берет ребятишек.
— Я сама с ними посижу, — отвечает бывшая соседка.
— Спасибо!
Подхватив куртку Гейла, спешу догнать остальных.
— Снег приложи, — советует Хеймитч, не оборачиваясь.
Запускаю ладонь в сугроб и прикладываю к пострадавшей щеке холод. Боль притупляется. Левый глаз ужасно слезится, и в наступивших сумерках я бреду на звук шагов.
По дороге сменщики Гейла, Брисл и Том, рассказывают, как все было. Из леса Гейл прямиком направился к дому Крея, но вместо ценителя диких индеек, никогда не скупившегося на деньги, наткнулся на нового главу миротворцев, человека по имени Ромулус Тред. Никто не знает, куда делся Крей. Еще с утра он купил в Котле бутылку белого, не заикнувшись о том, что намерен оставить пост, а потом вдруг бесследно исчез. Гейл появился со свежей тушкой в руках и, конечно, не смог отвертеться. Тред арестовал его, вывел на площадь, заставил публично покаяться и тут же приговорил к избиению плетью. К тому времени, когда я прибежала на площадь, ему нанесли не менее сорока ударов. На тридцатом Гейл потерял сознание.
— Хорошо еще, птица была всего одна, — прибавляет Брисл. — Появись он с обычной сумкой трофеев…
— Парень соврал, будто нашел индейку на территории Шлака: дескать, она сама перепорхнула через забор, а он добил ее палкой, — вставляет Том. — Это тоже против закона. Но если бы Тред узнал, что Гейл шастал по лесу с луком, — убил бы на месте.
— А Дарий? — интересуется Пит.
— Он уже на двадцатом ударе сказал, что пора прекращать. Только не так любезно, как Пурния: вывернул Треду руку, и тот его стукнул кнутовищем в лоб. Теперь бедолаге не поздоровится, — замечает Брисл.
— Да уж, теперь нам всем придется несладко, — говорит Хеймитч.
Мокрый снег валит все гуще, становится все труднее что-либо разглядеть. Я уже полагаюсь только на слух, шагая обратно к дому. Дверь открывается, и на сугробы падает сноп золотого огня. На пороге — мама. Она прождала меня целый день и еще ничего не знает.
— Новый глава, — роняет мой ментор, словно других объяснений не требуется.
Мама кивает и на глазах превращается из женщины, что не могла без меня убить паучка, в бесстрашного воина. Я всегда с восхищением, даже с благоговением наблюдала подобные перемены. Когда в дом принесут умирающего или больного… Можно сказать, только в это время она и знает, зачем живет на свете. За считаные секунды длинный кухонный стол очищают от лишних вещей, накрывают стерильной белой тканью и опускают на него Гейла. Переливая воду из котла в миску, мать посылает Прим в кабинет за лекарствами. Сушеные травы, настойки, аптечные пузырьки. Ее длинные тонкие пальцы добавляют в воду горстку того, пару капель сего, замачивают в миске льняную тряпицу, а Прим уже слушает наставления по поводу следующей припарки.
Мама бросает взгляд в мою сторону.
— Глаз не задело?
— Нет, это просто опухоль.
— Приложи еще снега, — велит она.
Но Гейл сейчас явно на первом месте.
— Ты можешь его спасти?
Мама не отвечает, лишь молча отжимает тряпицу и растягивает руками, чтобы скорей остудить.
— Не волнуйся, — говорит Хеймитч. — До Крея тоже стегали жителей почем зря, и всех доставляли к ней.
Надо же, я и не помню такого времени, чтобы глава миротворцев пускал в ход плетку. В те годы маме было столько же, сколько мне сейчас, и она трудилась в аптекарской лавке вместе с родителями. Значит, уже тогда у нее были руки целительницы.
Теперь она с превеликой осторожностью принимается отмывать иссеченную плоть на спине Гейла. Я бесполезно стою в углу, с твердым комком в животе; с перчаток на пол накапала целая лужица. Усадив меня в кресло, Пит прикладывает к щеке тряпицу со свежим снегом.
Брисла и Тома Хеймитч отсылает по домам, и я вижу, как он сует им в ладони по крупной монете.
— Еще неизвестно, что станется с вашей сменой.
Шахтеры кивают и принимают деньги.
Появляется Хейзел — красная, запыхавшаяся, со снегом на волосах. Не говоря ни слова, она садится возле стола, берет Гейла за руку и подносит ее к губам. Мама не обращает ни на кого внимания. Она у себя, в особенной зоне, наедине с больным. Разве что Прим иногда потребуется. Прочие не существуют, они могут и подождать.