Голод и тьма

– Неужто пельмени? – спросил я, а у Строганова глаза на лоб вылезли.

– Откель ведаешь?

– Слыхал я о них, – нашелся я, ведь мне рассказывали, что пельмени первоначально были известны лишь на Урале и из Сибири, а в центральную Россию попали, вероятно, где-нибудь в начале девятнадцатого века.

Лицо Строганова разгладилось, в глазах появилась хитринка:

– Ну вот и попробуешь у меня. Кстати, твои рудознатцы тоже со мной приехали, приедут чуть позже, не умеют быстро верхом ездить. Я скажу, чтобы Игоря и Леньку твоих тоже позвали.

– Добро! А другим пусть передадут, дабы на Никольскую ехали.

Обыкновенно стол был бы завален едой. Но Строганов мне подмигнул:

– Сначала мои пельмени попробуешь.

Были они выше всяких похвал – слепленные вручную, побольше, чем обычно у нас, а еще посыпанные перцем – такое себе мог позволить лишь богатый человек. К ним принесли два кувшина персидского вина «из города Шираза», которое слуги споро разлили нам по редким и очень дорогим в этих краях бокалам венецианского стекла. Тосты еще известны не были, но я поднял бокал и сказал:

– Твое здоровье, Никита Григорьевич!

Купец удивился, но ответил в такт:

– И твое, княже!

Он осушил свой стакан до дна, а я лишь отпил несколько глоточков, наслаждаясь и правда изысканным вкусом вина – намного лучше, чем то, что я пил в Испании и даже здесь, при царском столе.

Я не удержался и спросил:

– Никита, а сметана у тебя есть?

– Есть, конечно, как же не быть, – сказал он удивленным тоном, но приказал слугам принести сметаны. Была она мало похожа на ту, к которой я привык в будущем, не столь однородная, зато весьма густая и очень вкусная. Я поругал себя мысленно за то, что ни разу ее не ел, пока был здесь; впрочем, на дворянских столах ее, как правило, не подавали.

Я зачерпнул ее ложкой и добавил к пельменям, затем перемешал. Строганов смотрел на меня с недоумением, затем и сам попробовал.

– А се тебе откель ведомо? – спросил он строго.

– Тоже слыхал от человека, на Урале побывавшего. – Увидев, что Строганов еще более изумился, поправился: – На Камне.

– А кто он?

– Да не знаю, встретил по дороге. Купец некий. Ходил к персам.

– Тогда розумею. И вкусно-то как получается. Теперь сам тоже буду так есть.

Вскоре прибыли мои ребята – Игорь Леднёв, главный геолог, и Миша Ткаченко, «купец», посланный с геологами. Вечер продолжался – рябчики, оленина, осетр… было пусть не так изысканно, как у Бориса, зато, если честно, намного вкуснее. И лишь потом, когда все наелись, Строганов сказал мне:

– Спаси, Господи, тебя княже, за рудознатцев. Нашли они и медь, и серебро, и железную руду, и каменья разные – красные, зелёные. А еще они научили моих людей строить печи для выплавки железа, серебра и меди, да и иному многому. Каленое железо[31] у них знатное получилось.

Вот только Мишка твой из меня все жилы вынул, раздел меня догола. Десятая часть всего каленого железа и всей меди – твоя. То же и с серебром, и с каменьями. Не бойся, все честь по чести будет.

– А я и не боюсь. Слово ты дал, Никита, а слово твое крепкое, – сказал я. – А что еще?

– Договорились мы, что район Екатеринбурга…

– Это где это такой? – у меня сложилось впечатление, что еще немного, и у Строганова разовьется хроническое пучеглазие.

– Ну, от реки Тагил и далее к полудню, – сказал Мишка. – Так вот, всё, что там в земле – все наше. Руду – серебряную, медную, железную – к Никите Григорьевичу на заводы, а после выплавки половина его, половина наша. А можем свои заводы на этих землях ставить.

– Добро! – Я еле-еле совладал с собственным лицом. Значит, нашими будут богатейшие залежи Среднего и Южного Урала. Я обратил внимание, что про золото и самоцветы нет ни слова. Конечно, Борису придется о том рассказать, тем более, что после нашего ухода я хочу бОльшую часть отправить в казну, лишь на поддержание Невского устья и других наших владений пойдут некоторые суммы, и руда для наших заводов.

– И, кроме того, – вновь заговорил Никита, – я привез, как и обещал, соль, сушеную и соленую рыбу, и товары от персов – зерно, кишмиш, сушеные плоды, масло смоковницы, и вино, такое, каковое мы с тобой пьем. Да и твою долю серебра, меди и железа, все как обещано. Часть уже здесь, а другое было по воде доставлено в Тверь, где я купил две фактории – одну тебе, одну мне.

А еще я доставил в монастыри в Казань, в Нижний Новгород, и в иные города, рыбы и персидских товаров, дабы раздали голодным. И сказал монахам, чтобы слабым и немощным отдавали за так, а другим – за работу.

– Благодарю тебя, Никита!

– И, как ты мне и говорил, я принимаю переселенцев – мне людишки нужны на добычу, на заводы, на иное… Много пришло, и еще идут.

– Добро, Никита. Спаси тебя Господи!

– А я, чай, не русский человек-то? Русский и христианин. Токмо вот что еще. – Он смутился, а я понял, что последует причина сего аттракциона невиданной щедрости. Ведь он не только сделал все, что обещал, но и еще много чего.

Чуть помедлив, он выпалил:

– Серебро нужно в казну сдавать, ведаешь ли?

– Ведаю. Чтобы сделали из них монеты.