Голод

— Иди к остальным, надо собрать всех, — как ни в чем не бывало, сказал он, но его необъяснимое спокойствие и загадочный смысл последней фразы только еще сильнее напугали девушку.

На негнущихся ногах Юля направилась к застывшим в замешательстве Борису и Катерине. Если они и не слышали их странный разговор, то не могли не заметить, как отец ударил Максима.

— Что случилось, Седой? — первым нарушил молчание Борис, но отец и его не удостоил ответом.

— Шагайте в поселок! — приказал он. И вновь Юлю поразило абсолютное безразличие в голосе отца. Да и сам голос звучал не так, как раньше: жестче, грубее! Если закрыть глаза, легко можно было представить, что говорит другой, незнакомый ей человек.

— Зачем? — настороженно спросила Катерина. По ее лицу Юля поняла, что женщина смертельно напугана.

— Я никуда не пойду! — воскликнул Борис и попятился к лодке.

Отец равнодушно взглянул на него и, вынув из кармана свободную руку, направил на механика… пистолет! Юля сразу узнала металлический предмет, которым отец ударил Максима по голове.

— Тогда умри.

«Умри?» — Юля не поверила своим ушам. Отец сказал: «Умри». И это не шутка. Он действительно собирается застрелить Бориса!

— Папа, нет! — закричала она, бросаясь к отцу.

Не поворачивая головы, тот отмахнулся от дочери, как от назойливой мухи, и утяжеленный восьмистами граммами оружейной стали кулак отца врезался Юле в лицо. Страшный удар опрокинул девушку на спину, из глаз брызнули слезы, рассеченная скула, куда пришелся удар, вспыхнула огнем, а по ушам ударил грохот выстрела. Юля сжалась от ужаса, но следом за выстрелом раздался истошный вопль Бориса:

— Нет! Не стреляй! Я пойду! Пойду!

Промчавшись мимо нее, механик начал торопливо подниматься по заворачивающей за сопку дороге, но отец окликнул его:

— Стой!

Борис тут же замер на месте и, дрожа от страха, втянул голову в плечи.

— Подойди ко мне.

Механик медленно приблизился к нему. Отец не подгонял его, хотя каждый последующий шаг Борис делал короче предыдущего. А когда тот оказался рядом, молниеносным движением выхватил из-за пояса у Бориса его нож и зашвырнул в море.

— Теперь иди.

Борис попятился и, лишь отступив на несколько шагов, повернулся к отцу спиной, как показалось Юле, с облегчением, и по своим собственным следам зашагал обратно в гору.

Юля взглянула на Катерину. Женщина стояла бледная, как снег, и округлившимися глазами смотрела на отца, но когда тот обернулся к ней, поспешно отвела взгляд и молча направилась следом за Борисом.

— Шагай за ним.

В первый момент Юля не поняла, что отец обращается к ней. Все происходящее на берегу напоминало театр абсурда — до Удара так называли постановки с вымышленными, невероятными событиями, которые специальные люди — актеры — разыгрывали на сцене при большом скоплении народа для забавы и развлечения остальных. Словно она вдруг перенеслась на два десятка лет назад и вместе со зрителями наблюдает из зала за такой постановкой-спектаклем, где родные и близкие люди играют отведенные им роли. Удары, выстрелы, боль и страх — все это не по-настоящему, и когда закончится спектакль, все снова вернется назад: Максим откроет глаза и озорно подмигнет ей, Борис расправит плечи, Катя приветливо улыбнется, а папа снова станет добрым и ласковым и, конечно же, выбросит свой страшный пистолет, как до этого выбросил нож Бориса.

Но до конца постановки, видимо, было еще далеко.

— За ними! — грозно повторил отец.

Девушка и рта не успела раскрыть, как он выдернул ее из снега и, словно набитый тряпьем мешок, швырнул под ноги взбирающейся на сопку Катерине.

«Папа, опомнись», — хотела сказать Юля, но вместо этого только больно прикусила язык. Рот наполнился горько-солоноватым привкусом крови, вместе с которым пришла парализующая сознание мысль, что этот безумный и страшный спектакль может не закончиться никогда…

* * *

После того, как Катерина помогла Юле подняться на ноги, та больше не произнесла ни слова. Девушка полностью ушла в себя, не замечала, куда бредет, постоянно спотыкалась, и Кате приходилось то и дело поддерживать ее под руку. Она серьезно опасалась за Юлин рассудок, но беспокойство за здоровье девушки не шло ни в какое сравнение с тем страхом, который внушал шагающий следом безумец. А то что Седой безумен, не вызывало у Катерины сомнения.

Все признаки сумасшествия были на лицо: внезапные вспышки немотивированной и какой-то совершенно дикой агрессии, несоответствие поступков проявляемым при этом эмоциям… Мало того, что Седой ударил дочь по лицу, что уже само по себе было немыслимо, так еще сделал это с таким видом, словно прихлопнул присосавшегося комара! И, наконец, непонятные приказы, явно вызванные наличием у него какой-то маниакальной идеи. Даже внезапный приток физических сил свидетельствовал о том, что Седой не в себе. Катерина вспомнила, как обезумевший кормщик отшвырнул от себя дочь. Юлька несколько метров пролетела по воздуху, пока не шлепнулась в снег. А ведь Седой действовал одной рукой, да еще с телом зверобоя на плечах! Это какой же силой нужно обладать?