Гой

– Верно говорят, хоронил по кускам.

– Что это было? Нелюдь или что-то другое?

– Не скажу, Спичка. Ноги еле унес оттуда.

– Не пойдут больше изгои в град Покоя, обходить стороной будут. И я не пойду.

– Доживем – увидим, как оно будет дальше. Пойду я. Нужно обживаться. Переживем Ночь – подойду к тебе.

– Бывай, Злой.

В отеле было душно, не хватало свежего воздуха. Темно, как в доме у Мирона. Некоторые изгои узнавали меня, кивали. Некоторых узнавал и я, кивал в ответ. Плели за спиной у меня всякое. Но это их работа. От этого никуда не деться.

– Ну что, Сашик, решил свои дела – и в путь?

– После Ночи. На Рассвете уйду я. Найдешь для меня место в своей берлоге переночевать, Гриша?

– Разумеется, как не найти. Вот ключи от комнаты.

– Сколько?

– Куда направляешься, если не секрет, Сашик?

– Пустоши.

– Тогда услуга за услугу. В Пустошах найдешь в поселении изгоев Альманаха и передашь следующее: «На четвертый день будет рассвет». Запомнил?

– Запомнил. Передам.

– Ходит молва, передать хочешь вещь егеря в поселении том.

– Передам, даст Катарсис. Если и сам все знаешь, зачем спрашиваешь о том, куда путь держу?

– Молва ходит не твоими ногами, Злой.

– Это уж точно, Гриша.

– Давно с Гетом знаком?

– А ты?

– Знаком заочно. Были дела. Выполнял свою работу хорошо. Посылал к нему человека. В глаза ни разу не видел.

– Это ваши дела. Я имел удовольствие пообщаться с ним вживую. Крепкая натура. Настоящий изгой.

– Верно, Злой. Мирон говорил хранителям, что весь град покрошили. Думал, что и тебя вместе со всеми. Когда узнал, что ты жив остался, не поверил. Клялся, что мертвые все.

– Ты это мне зачем говоришь, Гриша?

– Я знаю тебя давно, Сашик. Были у нас с тобой разные дела. Но чтобы ты не ввязался в бойню, а после ноги унес – не похоже на тебя. Разные ситуации бывают…

– Вот именно, Гриша. Разные. Есть что сказать – прямо скажи.

– Почему не завалил?

– Кого было валить?

– Подельника Мотылька. Того, кто пацанов всех до единого положил.

– Ты там был, Гриша?

– Нет.

– Ты видел своими глазами, кто это сделал?

– Не видел. Не гни пальцы, Злой. Я тебе не пряник.

– Тогда в рот не лезь. Есть что сказать – говори прямо, без лабиринтов. Если хочешь под сомнение…

– Не ставлю. По-дружески у тебя интересуюсь. Видно, много воды утекло, – слегка огорченно сказал Начальник.

– Ладно, Гриша, не огорчайся, сегодня троих братьев земле предал. Не бери на себя лишнее, проехали. Как у вас тут?

– Да как-как? Все, как и везде. Торговля переживает не самые лучшие времена, даров хороших мало таскают: дуру в основном да цветы сна собирают. Бездельников хватает. Иногда серьезные люди приносят серьезные вещи. Благодаря этим людям и держится на плаву мой отель.

– А когда было иначе? – улыбнулся я.

– Верно, старик. Верно.

– Пойду, Гриша, отдохну с дороги.

– Увидимся.

Ночь в отеле у Гриши пережили спокойно. Заперлись и разбежались по своим норам. Тихо было в отеле в ночь. Не шумел никто, чтобы смерть на себя да на всех изгоев не накликать. Делать было особо нечего, кроме как в щели между досок заглядывать. На Тьму бесконечную глядеть. Высматривать кого-то или что-то. Вспоминал Питона. Много вспоминал. Не мог дождаться, когда уже кончится тьма, и придет в станицу Покинутых Рассвет.

«– О чем думаешь? – спросил я у друга, когда он остановился посреди дороги и поднял глаза к небу.

– Говорят, пророки нашли ключ к этому миру. Да, они могли отыскать все дары Катарсиса. Они могли найти даже фолиант. Истоптать все земли. Но подвластен ли им Катарсис как личность, как сознание, как разум?

– Кто они? Изгои?

– Думаю, они были до изгоев здесь. Кому-то это нужно было – найти в Коробке изгоя и вручить тому “истому”. И тем самым зародить жизнь вновь в Катарсисе.

– В сильные дебри не забирайся, друг. Трудно будет выбраться.

– Я там живу, Злой. В этих дебрях».

Перед самим Рассветом приснился мне сон. Странный сон. Я проснулся, не досмотрев его до конца.

Мой друг шел впереди. У меня было непонятное чувство – словно приближалась беда. Как будто мы оба шли на собственную гибель, и каждый из нас это осознавал. Земли были незнакомые мне. В тех местах я не бывал никогда наяву. Я видел спину Питона, но что-то не позволяло идти с ним рядом, бок о бок. Как будто я узнал какую-то тайну о нем, которую он мне никогда не рассказывал, и эта тайна изменила мое отношение к нему. Иначе не могу для себя определить, почему он шел впереди, а я не счел нужным идти возле него. Так ранее не случалось никогда. Я сказал:

– Обернись, Питон.

Мой друг остановился, и до того, как он обернулся, я проснулся. Непонятный сон. Целый день он сидел во мне. Почему такое дурное чувство преследовало во сне – ни передать, ни понять.

* * *

В дороге Спичка спросил:

– Можно, я тебя буду Лучником называть? Вижу, связь особая у тебя с ним. Имени своего не говоришь, твое право. Но Злым тебя называть не хочу, не нравится мне это слово, беду может накликать – путь дальний. Пойми правильно.

– Я не против.

– Почему именно лук? Ведь револьвер достать быстрее и…

– Ценен лук, потому и ношу его с собой.