Гой

– Пока это тебе нужно от меня. И ты это получаешь. Не задерживайся в граде Покоя. Держишь путь в Пустошь – и держи. В Мертвые воды не заходи, обойди со Спичкой. Портсигар забери егеря, не травил себя он, но тот ему дорог был – отдай его в Пустоши Грому. Друзьями крепкими были, как вы с Питоном. Будет ситуация в граде Тишины – буром переть не надо. Разверни лыжи, пережди в доме, в самом начале града, не ночь переживи, а утром отправишься дальше. И самое главное – распространяй слухи обо мне. Все, как было, намалюй изгойской братии. Чем больше меня будут бояться, тем проще будет на охоту выходить. Чрезмерный страх порождает нервяк. А нервяк порождает ошибки. Ошибки всегда несут за собой смерть.

Поспи еще, Злой. Закрывай глаза.

Я закрыл глаза.

– Не открывай, пока не досчитаешь до тысячи, если жизнь дорога.

Открыл глаза. Несвойственная тишина окутала град. Прав был ночной гость. Не слышал, как бушевали в граде реки крови. Не слышал ни выстрелов, ни криков. Ничего. Руки, ноги, головы, пальцы, одежда были разбросаны по всему граду. Все дома были пусты. Я старался смотреть прямо перед собой.

Мирона и казначея в граде тоже не было. Когда вышел за град, чтобы осмотреться, увидел Землекопа и казначея у линии хранителей. В комнатных тапках бежал барышник. В руках несли пожитки, а на горбу – большие сумки. Как и говорил Мирон – побежал к стражам. Да только не знал он, что будет в тапках бежать среди трупов.

Пацанов собрал в глубокую балею, стоявшую без дела в подвале дома Мирона. В восемь заходов вынес всех до единого к погосту. Кафки среди пацанов не было. Похоронил всех в одной братской могиле вместе со всеми вещами. Портсигар Гета взял с собой. Когда закончил дело, притащил из подвала барышника брезент, накрыл, как одеялом, парней. Через дорогу камни были большие – килограммов по тридцать каждый. Перетащил помаленьку с десяток. Да ими надежно укрепил сверху и по краям брезент. Ванак не должен справиться, а если какой посерьезнее нелюдь забредет да цель такую иметь будет, значит, не судьба.

Перед тем как собирать рюкзак и отправляться в далекий путь, присел на землю возле брезента. Мирон ходил среди стражей, как командир, размахивал руками, что-то объяснял, кричал. Так сказать, вел диалог в своей привычной манере.

– Отправляюсь в Пустоши, егерь. Портсигар передам Грому. Карабин твой в путь с собой возьму, буду на месте – и оставлю, даст Катарсис. О судьбе твоей расскажу. И о храбрости твоей поведаю всей Пустоши. А Пустошь – и всему Катарсису. Даст Он, дойду спокойно, пролив не больше крови, чем нужно для выживания здесь. И на погосте музыка играет. Рейтузы успевай сушить.

Часть шестая Путь

По пути в станицу Покинутых встретил товарища. По его взгляду понял, что он уже в курсе. Мирон расскажет такую историю – весь Катарсис еще долго будет гудеть, как чайник.

– Плохи дела, Сашик.

– Плохи, Степа.

– Похоронил?

– Да. Да брезентом накрыл от нелюдя местного. Если птица покрупнее не залетит, будут спать спокойно братья.

– Сам как?

– Как.

– Вопросы к тебе будут, брат. Не у меня, я тебя не первый год знаю. У изгоев будут обязательно.

– Разберемся, Степан. Будут – отвечу.

– «Как так случилось, что среди гор трупов один в живых остался?» Это будет главный вопрос Катарсиса. Попомни мои слова.

– А не главный ли вопрос у тебя, Степан? Есть что сказать – скажи.

– Нет. Зубы не показывай, брат, еще успеешь впереди показать. Выбрался, жив – я рад этому. Как бы там ни было – на стороне изгоя правда. И твои слова делить на два в глаза точно не будут, если повода не давал. Мне никогда не давал.

– Взаимно, братка. Взаимно. Рассказать – не поверишь. Никто не поверит.

– А если не поверят в правду, сам знаешь, как поступать. Придумай ложь, в которую поверят все.

– Будет видно, Степан.

– Подельник был у Мотылька?

– Не подельник. Сам Мотылек и был. Собственной персоной, но в другом лохмотье.

– Как же так, брат, я своими глазами видел его труп у люка? И ты видел. Все видели.

– Сказал же – не поверят. Никто не поверит, даже те, кому на два, на три делить резона нет. Дело было так, Степан, запоминай. Сдал смену в граде, нажрался дуры, что принес с собой из похода в прошлый раз, до отключки, и лег спать. Проснулся – град весь в крови. Мирон и казначей деру дали, аж лыжи сверкали. Собрал пацанов и похоронил в одной могиле. Да камней на брезент натаскал. В граде Покоя оставаться ссыкотно, двинул в сторону Пустоши, далекий путь держу – волю егеря исполнить. Егеря звали Гет.

– Да ладно. Тот самый?

– Он. Все запомнил?

– Запомнил. Что же за правда такая, что такую бредятину придумывать нужда?

– Никому не нужна правда. Нужна рабочая версия. Человек, который топтал Катарсис дольше всякого изгоя, знакомый есть у тебя на примете, Степа?

– Есть. Лучар.

– Виделись с Лучаром. Где могу его найти?

– Говорят, в станице Покинутых сейчас, в районе мельниц.

– Благодарю, брат. Даст Катарсис, свидимся.

– Храни тебя Катарсис, Сашик.

– И тебя храни, Степан. Не губи себя дурой, и без нее капканов на каждом шагу, брат.

– Чем же еще себя травить от отравы?

– Отравой трави. Ею же и трави.