Гоголь. Мертвая душа

– У тебя глаза мертвые, – сказала седая карга. – Ты зачем приехал? Тебе мертвечины в столице мало? Хочешь здешними мертвецами напитаться?

Дама с зонтом, услышавшая ее речь, споткнулась и чуть не упала. Уличные мальчишки засмеялись и остановились неподалеку, предвкушая бесплатное развлечение. Гуро терпеть не мог становиться центром внимания, да еще в моменты, когда стремился соблюдать конспирацию.

– Убирайся, старая! – произнес он с угрозой.

Цыганки, сверкая монистами и очами, плотнее сгрудились вокруг своей предводительницы, готовые защищать ее зубами и ногтями.

– Не старая я, – возразила она. – Ты старше меня втрое. Совсем гнилой внутри.

Гуро, не поворачивая головы, бросил быстрые взгляды по сторонам, проверяя, как много людей наблюдают за ними.

– Какого черта ты ко мне прицепилась, цыганка? Чего тебе надо?

– Денег, – ответила она с вызовом. – Дашь сто рублей, мы насовсем отстанем. А нет – станем таскаться за тобой всякий день. Тебе же такое не по нраву, а, барин? Позолоти ручку.

Закусив мундштук трубки крепкими зубами, она протянула ладонь, будто бы натертую орехом. Гуро не шелохнулся. Он решал про себя, как поступить. Были разные варианты. Например, позвать городового и добиться, чтобы цыганок посадили в кутузку. Но большинство из них удерет от облавы и, чего доброго, действительно начнет обещанное преследование. Это никуда не годилось.

– Я дам тебе денег, старая, – сказал Гуро, доставая из кармана блестящий новенький полтинник и показывая его издали. – Этого тебе хватит на хлеб и стакан вина. Цени мою щедрость. На!

Размахнувшись, он бросил монету. Цыганка невольно оторвала от него взгляд, чтобы проследить за полетом серебристого кружка. Этого было достаточно. Когда она спохватилась и оторвала глаза от покатившегося по камням полтинника, Гуру уже приготовился.

– Видишь, ты плохо меня разглядела, – сказал он старухе. – Недостаточно глубоко. Смотри теперь. Я разрешаю тебе заглянуть в свою душу.

Цыганки загалдели, видя, что с их предводительницей творится что-то неладное. Она хотела отвести взгляд от Гуро и не могла. Ее зрачки метались, как пара напуганных мышат, не способных вырваться из гипнотической власти черного кота.

– Ну что? – спросил Гуро участливо. – Увидела, каков я на самом деле? Теперь можешь идти. И больше не докучай мне. Иди, я тебе говорю!

Немногочисленные зрители увидели, как старая цыганка, забыв про полтинник, сорвалась с места и побежала прочь с неожиданной для своего возраста прытью. Выглядело это так, словно за ней гнался сам черт.

– Что стоите? – спросил Гуро ее товарок. – Тоже бегите. Догоняйте свою мамку. А если увижу вас еще раз, то пожалеете. Не попадайтесь мне на глаза.

Цыганки кинулись гурьбой догонять предводительницу. Постреленок, воспользовавшись моментом, схватил полтинник и был таков. Зеваки пялились на Гуро, силясь понять, что только что произошло у них на глазах. Он растянул губы в улыбке и сказал:

– Испугались, чертовки, полиции. Теперь до самой Одессы не остановятся.

Раздалось несколько жидких смешков. Зеваки с легкостью поверили в подброшенную им версию. Это было проще и спокойней, чем ломать голову над истинной подоплекой случившегося. Обыватели не могли представить себе, что можно проникнуть в сознание другого человека и увидеть там такое, с чем не сможет и минуты находиться рядом.

Отвесив легкий поклон, Гуро проследовал дальше. Он знал, что случай с цыганками либо забудется, либо обрастет таким количеством домыслов, что утратит всякую достоверность, превратившись в очередную городскую легенду. Что касается самого Гуро, то он выбросил происшествие из головы. Он не испытывал ни торжества, ни сожаления – ничего. Он шел дальше не оглядываясь.

В конце улицы была крепость, а с холма под нею открывался вид на реку, запруженную кораблями и лодками, над которыми кружили чайки, похожие на белые пушинки. Она была настолько огромна, что можно было подумать, что это и не река вовсе, а море, и, глядя на эти широко разлившиеся воды, неудержимо катящиеся в одном направлении, иной впечатлительный человек мог задуматься и о величии мирового творения, и о скоротечности жизни своей, и о ничтожности человеческого существования, а другой бы просто глядел в немом восторге на бесконечную водную гладь и дышал, дышал полной грудью, но не таков был тайный советник Гуро.

Разглядывая пейзаж, он прислушался к себе и не почувствовал никакого отклика в сердце своем, точно так же, как не взволновала его победа над цыганской ведьмой. Таковы были свойства его души. Она оставалась темной и холодной, как раз и навсегда выстуженный замок, в котором никто не живет. Гуро мог обладать сколь угодно многочисленными способностями и возможностями, недоступными простому человеку, но не умел испытывать радости, восторга и прочих обыкновенных человеческих чувств. Впрочем, огорчаться по этому поводу он тоже был не способен.