Гоголь. Мертвая душа

К столу подошел половой, что-то сердито сказал и хотел поднять поднос. Спиридон, твердо помнивший, что у них был другой уговор, не позволил. Он схватил поднос со своего края и потянул. Парень не уступил. Все, что находилось на подносе, вывалилось на стол, на лавку и на пол. Спиридон понимал, что случилось непоправимое, но это его не испугало. Ему было все равно. Ужасная тоска охватила его, как когда кто-то близкий умер, а ты еще совсем ребенок и не знаешь, как помочь горю, как унять его и вообще жить дальше. Дышать стало нечем. Он напрягся, как если бы хотел, чтобы его вырвало, но вместо этого изо рта у него потекла обильная слюна.

Он увидел Багрицкого, спускающегося по лестнице, и попытался свалить вину на Ефрема, указывая на него пальцем. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. После этого тело кучера перестало удерживаться в сидячем положении и, накренившись, провалилось в страшную темноту.

Багрицкий повернул голову, услышав удар, и с ошеломлением понял, что шум произвел упавший и ударившийся затылком кучер. Из-под стола торчали ноги второго слуги, которого поручик узнал по полосатым штанам и грязным сапогам. Первой мыслью было, что мерзавцы успели напиться до поросячьего визга, но бутылка была опорожнена всего на треть, а изо ртов обоих валила кровавая пена.

Багрицкий уже видел такое во время недавней польской кампании, когда насмерть отравились три драгуна, вздумавшие выпить водки, приобретенной на хуторе. Лекарь определил, что их отравили ядом. Товарищи несчастных поскакали на хутор, но никого там не застали – хозяева попрятались в лесу. Здесь леса не было. Багрицкий огляделся, сверкая глазами.

– Трактирщик! – крикнул он громовым голосом. – Ты чем их напоил, каналья?

Публика трактира сидела потрясенная, не вполне понимая, что происходит. Трактирщик подбежал и застыл в оцепенении. Сверху сбежал Гоголь, услышавший, что в зале творится что-то неладное. Пока он щупал запястья слуг, Багрицкий тряс трактирщика за грудки, требуя ответить, кто и чем отравил бедолаг. На помощь хозяину пришел половой в красной рубахе.

– Не трожь батю! – потребовал он, размахивая ножом. – Мы здесь ни при чем.

– А кто при чем? – вкрадчиво спросил Багрицкий, прикидывая, как бы половчей заломить противнику РУКУ-

– Это Анкина работа! – горячился парень. – Я видел, как она что-то в тарелки сыплет. Спрашиваю – что? Солю – отвечает. Так соленое же! Она глаза опустила и шмыг. А теперь нет ее нигде.

Багрицкий вспомнил девку, от которой так и не допросился хрена, и посоветовал сыну трактирщика:

– Нож убери. А то руку сломаю к чертовой матери.

Парень подчинился. Трактирщик приобнял его за плечо, показывая, что они люди мирные и никому зла не желают.

– Пульса нет, – сообщил Гоголь, выпрямившись. – У обоих. Где теперь вашу Анку искать? Откуда она?

– Да кто ж ее знает, – сказал трактирщик. – Пришла сегодня наниматься. Пообещала бесплатно работать, за стол и кров. Ну и...

Он и его сын очень похоже скосили глаза, только в разные стороны. Багрицкому и Гоголю не нужно было пояснять, чем это работница приглянулась хозяевам трактира. Но не это их заботило. Пока посыльные скакали за околоточным и лекарем, товарищи поднялись к себе, чтобы обсудить случившееся.

– Я так понял, что Спиридон и Ефрем наших угощений попробовали, – мрачно произнес Гоголь. – На столе миска полная стояла.

– Видел, – сказал Багрицкий. – Что мы сделали этой Анке?

– Ей – ничего. Это нас встречают так, Алексей. Сперва картечью, потом отравой. Кто-то очень не хочет пускать нас в Бендеры. И я знаю кто.

– Кто же этот мерзавец? – быстро спросил Багрицкий.

– Имени его не знаю, но могу с уверенностью утверждать, что человек этот причастен к торговле мертвыми душами.

– Вот оно что! Ну уж я до него доберусь. Саблю наточить, что ли?

– Оставь, брат, – остановил его Гоголь. – Сейчас полиция нагрянет. Незачем им знать, что ты вооружен.

– Знаешь, что меня бесит, Николай? – произнес Багрицкий. – Что я не могу ответный удар нанести. Все равно что с тенью воевать.

– Мы эту тень найдем, Алексей. Обязательно.

Они подошли к окну. Дождь давно закончился. Солнце алело над горизонтом.

– Аппетит пропал, – сказал Гоголь, – не знаю, как теперь и есть буду.

– Зато я знаю, – сказал Багрицкий. – Будем сперва кошкам скармливать. Или половым давать попробовать.

– Нет, не годится.

– Почему?

– Этим мы привлечем к себе внимание. Я знаю другой способ.

– Какой? – поинтересовался Багрицкий.

– Не зря же я в Светоносном братстве состою, – ответил Гоголь, задирая нос. – Кое-что умею. Нужно только все время настороже быть, чтобы вовремя угрозу распознать.

– Воля твоя, Николай. А я все-таки саблю наточу и пистолет проверю. Так оно надежнее будет.

С этими словами Багрицкий принялся рыться в своих вещах. Гоголь остался стоять у окна. Закат отбрасывал кровавые отблески на его заострившееся лицо. Он понял, насколько серьезно предприятие, за которое взялся. Еще можно было отказаться и повернуть обратно. Но он знал, что не сделает этого.

Глава XII