У него вообще в этот вечер, после свидания с женой и сыном, было хорошее настроение. Только вот взрослый внук его не нашёл времени, чтобы навестить деда перед операцией.
В ночь перед выпиской Платону что-то не спалось, хотя в голову ничего особенного и не лезло. Видимо ещё сказывались последствия перенесённого наркоза.
Да и расслабленный уколом Василич в этот раз храпел без перерыва, даже не прореагировав на коронный Платоновский горловой куриный смех и посвистывания. За окном лил дождь, и его телу уже было не так комфортно и уютно, как ранее.
Видимо его организм уже перестраивался на домашний режим сна с двух часов ночи, а не с десяти вечера, как в больнице. И всё, что ему удалось за ночь, так это сочинить лишь одно четверостишие, которое он на всякий случай сразу же и записал:
Наступил понедельник, 23 ноября, а для Платона утро выписного дня. Для Владимира Васильевича же Гаврилина – операционное утро.
А операции здесь шли потоком. На понедельник, например, запланировали целых семь!
Как Платон и предполагал того повезли первым.
Ожидая около кабинета Максима Борисовича, он услышал его приказ медсёстрам:
Тьфу, ты! – мысленно перебил того Платон.
Он успел переговорить с главным, получив от него рекомендации на продолжение лечения, в свою очередь, обрадовав того:
Не успел Платон отойти от кабинета, как по коридору загрохотала карета Василича.
Затем Платон дождался своей очереди к Марии Ивановне. Та поменяла повязку, на этот раз, пройдясь по головке и брустверу чем-то не жгучим, и дала свои рекомендации, отменив врачебную зелёнку:
А на вопрос Платона, где ж теперь без рецепта купишь марганцовки, понимающая Мариванна отдала бедному свой чуть запылившийся флакончик с густым раствором старой марганцовки.
Через час Платон получил больничный лист с выпиской, не мало удивившись в ней прочитанному.
Во-первых, ему сделанная операция называлась всего-навсего иссечением крайней плоти.
Но это ладно, всё-таки медицинский термин.
А вот, во-вторых, и что было весьма забавно, в ней чёрным по белому было написано ни много, ни мало, как:
«Анамнез заболевания: С рождения отмечает невозможность оголить головку полового члена».
Платон вспылил про себя: это ж надо быть каким уродом, чтобы с рождения уже иметь половой член?!
И таким страстно терпеливым, чтобы шестьдесят (?!) лет жить и терпеть на своём теле пипиську новорождённого, не познав ни одной женщины и прелести оргазма?! А при этом ещё и умудриться нарожать кучу детей, не говоря уже о дефлорированных девственницах и множестве осчастливленных женщин, и не каких-нибудь там вакханок с лоханками, а вполне нормальных, даже и узкощелок?!
Вот это да!
Надо же, такое приличное медицинское заведение, добродушный и профессионально выученный персонал, вся работа отлажена, как часы, каждый знает свой манёвр, и вдруг такая ложка… хрена в бочке мёда?! Да, это чисто по-русски – рассуждал сам с собою удивлённый Платон.
Покрутив бумажку, он подошёл в кабинет к Дмитрию Александровичу и показал.
Тот сразу ответил с улыбкой, что это опечатка, и исправил запись на март 2009 года.
Платон окончательно собрался и после восстановленной точности и справедливости спокойно отбыл восвояси.
Теперь он был свободен, как и головка его ближнего друга.
И уже через полчаса раненый ступил за порог родной крепости.
Видимо всё-таки тот огурчик с гнилым отростком всё же был для меня определённым знаком! – согласился, наконец, Платон-неверующий.
Глава 8. Зеркало жизни
Все последующие дни тёплая с дождями погода, до плюс пяти градусов днём, была стабильна. И так было до конца календарной осени.
Поэтому календарная зима пришла плюсовой температурой и полным отсутствием снега. Первую её неделю «раненый» в больнице Платон почти не выходил из дому, всё свободное время работая с прозой на компьютере.