Год Быка

Его занятия разбавляли лишь домашняя физкультура, да Ксения с кошками. Те постоянно рвались в комнату за новыми впечатлениями и занятиями, особенно более молодые.

Получая ласки от Ксении, кот Тихон преображался во льва. Раз его ласкает главная женщина его семьи, значит он самый важный, самый главный – вожак. В этот момент он сидел у неё на коленях гордый, как сфинкс.

Когда же его ласкал Платон, то тот ощущал себя в подчинённом, более зависимом положении, просто котёнком, соответственно так и ведя себя.

Соня же просто не могла жить без внимания хозяина, просясь к нему в комнату, а там на его руки, никогда не оставляющие белянку без ласк.

В выходные в гости к Кочетам заехала Настя. Пока Ксения отсчитывала дозу таблеток заболевшему Кеше, Платон обратился к сестре:

– «Насть! Пока Ксюха занята, у меня к тебе один вопрос: Летом…».

Но Настя, увидев стоящий ближе к её телу её же судок, сразу отстранилась от брата, взглянув на Ксению:

– «Ну, как? Вам понравилось моё заливное?!» – совсем забыла она про старшего в семье.

Тот посмотрел на идиотку, и вышел прочь. Больше желания общаться с сестрой у него не возникало.

Понедельник, 7 декабря, начался бесснежным морозцем. Но в обед пошёл снег. Сначала редкий, вялый, потом более густой, целенаправленный.

После обеда Платон прогулялся по Покровскому бульвару, вверх – вниз.

На его глазах земля под ногами из сухой, каменистой, постепенно стала превращаться в светло-серую, а потом и в белёсую.

Чуть морозный воздух был чист и свеж. Засидевшийся в помещениях писатель вдыхал его полной грудью. Настроение сытого мужчины стало подниматься. На обратном пути в одиночестве он даже тихо запел что-то.

На полпути к работе ему повстречался, то ли тоже гуляющий, то ли возвращающийся из столовой на работу, «Шурик».

Вскоре голова пенсионера чуть закружилась, то ли от красивой погоды, то ли от внезапно его охватившей радости, то ли от перепада давления?

Купив булочку с маком в угловом магазине «У Яузских ворот», на работу он вернулся отдохнувшим и радостным.

Тут же, смутившаяся своей же информации, Надежда Сергеевна действительно обрадовала его:

– «Пришёл заказ на тридцать коробок!».

– «Щас сделаю!» – неожиданно быстро и безропотно согласился подчинённый, ещё в пятницу приглашённый ею в институт на день рождения их общей начальницы.

– «Щас не надо!» – ответила она ему больше благодарным взглядом, чем добрым, успокаивающим словом.

Ещё более радостный Платон прошёл к себе пить чай.

Надо же, как всё хорошо складывается! Теперь мне не надо искать причины, чтобы не ездить с коллегами в Институт на день рождения Ольги Михайловны и Елены Георгиевны! Теперь я буду «гнать план»! – про себя радовался он.

Платон давно дал себе зарок в этот раз пропустить совмещённый день рождения своих, высокопоставленных над ним, ровесниц.

Несмотря на метание им стихотворного бисера перед ними год назад, в надежде получить ответное внимание, те не только не приехали на его, с Надеждиным днём рождения совмещенный, юбилей, но даже не удосужились поздравить их хотя бы по телефону и извиниться за отсутствие возможности приехать, послав вместо себя сотрудников рангом пониже.

Таких экивоков Платон чужим людям никогда не прощал.

Поэтому он с наслаждением разделался с чаем и сразу приступил к работе, успев к четырём, утром сделанным коробкам, добавить ещё две.

– «Платон! Поехали! Собирайся!» – услышал он мобилизующий на отъезд, призывный клич начальницы.

Ой! А я думал, что она мне намекала, чтобы я не ездил?! – удивился он про себя, тут же сообразив, что ответить вслух входящей к нему:

– «Надь! Я думаю не ехать! Во-первых, мне к врачу сегодня! Что же я только на полчаса приеду? Да и пить я не буду!» – начал, было, он приводить аргументы.

– «А-а! Да-а! Тебе же пить нельзя!».

– «Да не в этом дело! Просто перед врачом неудобно! Я лучше начну клеить – больше пользы будет! Мы ведь с тобой прошлый раз вдвоём ездили, а теперь других очередь!» – закончил он решающим аргументом.

На диалог через дверной косяк чуть ли не заглянули те, чья была очередь на поездку.

– «А мы скажем Ольге Михайловне, что дали ему срочную работу!» – объяснил шильник сыну гения.

– «Да что скажешь, то и скажешь! Я же не могу тебя заставить что-нибудь умное говорить!» – вслед уходящему дурачку Гудину и засмеявшемуся сыну гения Алексею метнул находчивый Платон.