Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно. Друзья выпустили сборник его «Стихов» (1871) по неполному черновому варианту, единственно сохранившемуся после того, как во время сентябрьской революции 1868 года оригинал подготовленной поэтом книги погиб. Тогда же были собраны воедино его прозаические «Легенды».Продолжая традиции романтического искусства, Беккер, однако, уже лишен революционной активности, свойственной ранним испанским романтикам. Мироощущение писателя глубоко трагично, а его романтическое бунтарство находит выражение преимущественно в самоизоляции от неприемлемой действительности и в погружении в мир интимных чувств, прежде всего любви.Любовь, в сущности говоря, — центральный персонаж и стихотворений Беккера, и его прозаических «Легенд». Если в стихах поэт отгораживается от реальности, погружаясь в субъективные переживания, то в «Легендах» это осуществляется перенесением действия в далекое, главным образом средневековое, прошлое. В испанском романтизме жанр легенды получил распространение до Беккера. Но, как писал испанский исследователь Анхель дель Рио, в прежних романтических преданиях «господствовал, наряду с описательным элементом, дух приключений, интриги; это искусство новеллистическое. В легенде Беккера, напротив, царит таинственное, сверхъестественное и магическое; это искусство лирическое». Содержание этих легенд разно-образно, оно нередко заимствовано писателем из народных сказок, но почти всегда в основе трагического конфликта, определяющего развитие их сюжета, лежит тяга к недостижимому, невозможному, ускользающему. Легенда «Зеленые глаза» впервые переведена Ек. Бекетовой и опубликована в 1895 году; в заново отредактированном виде она вошла в сборник: Г. А. Беккер. Избранное. М., 1986. Там же впервые напечатан перевод легенды «Лунный луч».З. Плавскин
Проза / Классическая проза18+Г. А. Бекеръ
Гномъ
(El Gnomo)
I
Деревенскія двушки возвращались отъ источника со своими кувшинами на головахъ. Он пли, смялись и шумли такъ звонко и весело, какъ щебечетъ стая ласточекъ, снующихъ въ вышин, подъ высокой колокольней.
На церковной паперти, подъ снью развсистаго дерева, сидлъ ддушка Грегоріо.
Ддушка былъ самый старый старикъ во всемъ сел: онъ прожилъ на свт около девяноста лтъ, и у него были блые, какъ снгъ, волосы, смющійся беззубый ротъ, веселые-превеселые, прищуренные глазки и дрожащія отъ дряхлости руки. Въ дтств былъ онъ пастухомъ, въ молодости солдатомъ, а потомъ обработывалъ землю, доставшуюся ему по наслдству отъ родителей, и занимался своимъ маленькимъ хозяйствомъ до тхъ поръ, пока силъ хватало, посл чего онъ пересталъ работать, и началъ спокойно доживать свой вкъ, ожидая смерти, которой не желалъ, но и не боялся. Никто лучше его не умлъ разсказать забавную исторію, никто не зналъ такихъ интересныхъ сказокъ; всегда онъ умлъ припомнить кстати какую нибудь поговорку или прибаутку, загадать загадку или прибрать куплетъ.
Завидвъ его, двушки пошли скоре, собираясь поболтать со старикомъ. Он подошли къ паперти и стали просить его разсказать имъ сказку, благо еще оставалось время до вечера, хотя и немного, потому что заходящее солнце бросало на землю косые лучи, и огромныя тни отдаленныхъ горъ уже ложились вдоль по равнин.
Ддушка съ улыбкой выслушалъ просьбу двушекъ, и он услись вокругъ него, поставивши свои кувшины на церковныя ступени.
— Сказки я вамъ теперь разсказывать не стану, — сказалъ имъ старичекъ. — Хотя мн и теперь не мало ихъ пришло на память, но во всхъ нихъ рчь идетъ о такихъ серьезныхъ вещахъ, что ни вы, дурочки, не станете внимательно слушать, ни мн, старику, не достанетъ времени до вечера, чтобы какъ слдуетъ разсказать ихъ. Вмсто того, я дамъ вамъ хорошій совтъ.
— Совтъ! — закричали двушки съ очевиднымъ неудовольствіемъ. — Мы вовсе не для того къ теб пришли, чтобы просить совта. Когда намъ попадобится совтъ, мы пойдемъ за нимъ къ батюшк священнику!
— Дло въ томъ, — продолжалъ старикъ своимъ дребезжащимъ, дрожащимъ голосомъ, улыбалсь своей обычной усмшкой, — дло въ томъ, что батюшка священникъ навряд-ли можетътакъ кстати прійтись со своимъ совтомъ, какъ старый ддушка, ибо онъ постоянно занятъ своею службой и молитвами и не могъ замтить, какъ замтилъ я, что вы каждый день очень рано отправляетесь за водой къ ручью, а возвращаетесь очень поздно.
Двушки переглянулись съ насмшливой улыбкой, а нкоторыя — т, что сидли за ддушкиной спиной, даже не постыдились ткнуть себя пальцемъ въ лобъ, показывая, что дескать у ддушки въ голов что-то не ладно.
— Такъ чтожь тутъ по твоему дурного, если мы другой разъ замшкаемся у ручья, заболтавшись съ подругами и сосдками? сказала одна изъ нихъ. — Можетъ быть, на сел уже сплетничаютъ про насъ, оттого что парни приходятъ иной разъ закидывать насъ цвтами, и провожаютъ домой, помогая намъ нести кувшины?
— Конечно, не безъ того, сказалъ старикъ. — Наши старухи не мало ворчатъ на то, что нынче двушки взяли привычку хохотать и дурачиться въ такомъ мст, куда он бывало торопились сбгать за водой со страхомъ и трепетомъ, только потому, что больше неоткуда воды достать. Да и по мн тоже не хорошо, что вы понемножку совсмъ отвыкли бояться того мста, откуда бьетъ нашъ ключъ, такъ что, того и гляди, когда-нибудь заболтаетесь тамъ до самой ночи.
Старикъ такъ таинственно произнесъ эти послднія слова, что двушій вытаращили глаза отъ удивленія, и начали приставать къ нему, не то съ любопытствомъ, не то съ насмшкой:
— Такъ чтожь такое? Чтожь тамъ происходитъ ночью такого особеннаго, что ты насъ такъ запугиваешь? Волки что-ли насъ тамъ съдятъ?