Гнёт. Книга 2. В битве великой

Часто возле казарм появлялся босой парень узбек в длинной белой рубахе и коротких штанах из грубой маты. Обычно на голове он нёс кустарный кованый таз красной меди, завёрнутый в старую скатерть.

Солдаты всегда радушно встречали его появление и, обступив, раскупали горячие пирожки "самса" с мясом, обильно сдобренные луком и перцем.

Месяца два торговал парень. Каждый день после пушечного выстрела он появлялся в аллейках сада и, остановившись невдалеке от казарм, ставил на камень свою ношу и ждал покупателей.

Ждать ему приходилось недолго, обычно раздавался весёлый крик:

— Рустамка пришёл! — затем резкая трель разбойничьего посвиста — и солдаты толпой окружали торговца, хлопали по плечу и разбирали копеечные пирожки. Парень улыбался во весь рот, повторяя:

— Карош, яхши, горячика…

Кроме этих слов он ничего не знал. Каждый пирожок он завёртывал в листок бумаги, вынутый из-за поясного платка, причём, если покупатель брал сразу два пирожка, он один заворачивал в бумажку, вынутую с правой стороны, а для второго вынимал бумажку с левой.

Быстро распродав товар и захватив под мышку таз, он исчезал так же внезапно, как и появлялся.

Однажды, на беду парня, в час его торговли из казармы вышел офицер, дежурный по батальону. Он взглянул на пышную зелень молодого сада и устремился в тенистую прохладу. Он видел вдали группу солдат, обступивших продавца, и, наверное, не обратил бы на это внимания, если бы не наткнулся на солдата, прижавшегося спиной к дереву и жадно читающего листок с жирными пятнами. Он так углубился в чтение, что позабыл о зажатом в руке пирожке и не заметил подходившего офицера.

Тот хотел накричать на нерадивого солдата, но, подойдя ближе, узнал в нём взводного; восторженное выражение лица этого всегда уравновешенного службиста удивило начальство.

— Что читаешь, Замятин?

Читавший вздрогнул, побледнел и, вытянувшись в струнку, молчал.

Офицера Стречковского, карьериста с мелкой душой, товарищи не любили, а солдаты ненавидели.

— Я тебя спрашиваю! — повысил голос офицер.

— Бумажка попалась, завёрнут был пирожок…

— Дай сюда.

Тот безропотно протянул скомканную листовку. Офицер разгладил её и прочёл первые строки:

"Ко всем солдатам!

Товарищи солдаты! Объединяйтесь со своими братьями рабочими, боритесь за свои человеческие права. Царь и его свора сделали вас пушечным мясом…"

Стречковский не стал читать дальше, он обернулся и зычно крикнул:

— Задержать продавца! Эй, Кравченко! Скорей сюда, — позвал он вышедшего из крепости фельдфебеля. Тот пустился во всю прыть.

— Что прикажете?

— Сейчас же задержать продавца пирожков, доставить в канцелярию. Следи, чтобы солдаты не читали вот таких листовок. Всё собери и представь мне. Солдат, покупавших пирожки, перепиши, начни с Замятина.

— Слушаюсь.

Офицер направился в помещение канцелярии, а Кравченко побежал выполнять приказание. Но пока шла беседа офицера с фельдфебелем, половина покупателей растаяла в зарослях сада.

…Парень, добродушно улыбаясь, не делал попытки к бегству. Наоборот, он приветливо предложил фельдфебелю свой товар:

— Ашай, сарбаз… Яхши самса[2]^.

— Пойдём-ка, брат, до начальства. Иноятов! — позвал он стоявшего в стороне солдата татарина. — Стереги его, чтобы не убег. Стой, не уходить! Ишь, всего пять человек осталось. Куда подевались ребята?

— Не могу знать, — пробормотал белобрысый солдат, дожёвывая пирожок.

Фельдфебель всех переписал и повёл незадачливого торговца к своему грозному начальству.

Неповоротливый, как слон, добродушный и беспечный предстал парень перед грозные очи офицера. Он назвал себя Мансуром. На вопрос, где берёт запрещённые листовки, отвечал, широко открыв глаза.

— Зачем запрещённые?

Однажды он их нашёл целую пачку на базаре возле караван-сарая.

— Украл, значит?

— Зачем украл? Воровать грех. Мансур никогда не воровал.

Он смотрел так изумлённо, говорил таким искренним голосом, что невольно внушал доверие… Стречковскому стало скучно вести допрос, и он решил передать арестованного в жандармское отделение.

Так Мансур очутился в том неприветливом здании на крутом берегу Анхора, о котором носились такие мрачные слухи.

Три дня просидел бедный парень в тёмном сыром чулане. В ответ на все вопросы он глупо улыбался и твердил всё одно и то же.

Первые листовки он нашёл, вторые купил у "анашиста"[3] за три копейки, что раньше пирожки он не завёртывал.

Крысенков выходил из себя и требовал признания, что Мансур имеет связь с революционерами.