Читаем Гнилые болота полностью

Гнилые болота

ШЕЛЛЕР, Александр Константинович, псевдоним — А. Михайлов (30.VII(11.VIII).1838, Петербург — 21.XI(4.XII). 1900, там же) — прозаик, поэт. Отец — родом из эстонских крестьян, был театральным оркестрантом, затем придворным служителем. Мать — из обедневшего аристократического рода. Ш. вошел в историю русской литературы как достаточно скромный в своих идейно-эстетических возможностях труженик-литератор, подвижник-публицист, пользовавшийся тем не менее горячей симпатией и признательностью современного ему массового демократического читателя России. Декларативность, книжность, схематизм, откровенное морализаторство предопределили резкое снижение интереса к романам и повестям Ш. в XX в.  

Александр Константинович Шеллер-Михайлов

Проза / Советская классическая проза18+
<p>А. К. ШЕЛЛЕР-МИХАЙЛОВ</p><p>ГНИЛЫЯ БОЛОТА</p><p>ИСТОРІЯ БЕЗЪ ГЕРОЯ</p><p>ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ</p>

ПОСВЯЩАЕТСЯ МОИМЪ ОТЦУ И МАТЕРИ.

<p>ПРЕДИСЛОВІЕ АВТОРА</p>

Если читатель ищетъ въ роман занимательной завязки и потрясающихъ сценъ, если онъ считаетъ концомъ каждой исторіи смерть или, по крайней мр, женитьбу героя, если онъ признаетъ только ту завязку, которая основана на любви или уголовномъ преступленіи, — то совтую ему не тратить драгоцннаго времени и не читать этой исторіи. Въ ней нтъ ни потрясающихъ сценъ, ни любви, ни преступленія, ни героя. Вс ея дйствующія лица остаются до конца исторіи почти такими же, какими были на первой ея страниц. Дти немного подрастутъ, старики немного состарятся, но, можетъ-быть, каждому придется еще лтъ десять мыкаться по свту, коптить небо и преслдовать т же интересы, которые онъ преслдовалъ, если только у него таковые имлись. Въ характерахъ людей и въ общественной жизни не бываетъ скачковъ и внезапныхъ переворотовъ. Медленно осушиваются гнилыя болота! Перевороты изумляютъ своею неожиданностью только близорукихъ и глуховатыхъ людей, не знающихъ, что истинный переворотъ совершался въ теченіе многихъ трудныхъ лтъ. Близорукіе и глуховатые люди всегда видятъ и слышатъ выстрлъ и вздрагиваютъ въ испуг. Если бы они видли, какъ устанавливалось огнестрльное орудіе, какъ оно заряжалось, какъ прикладывался къ затравк фитиль, — имъ не пришлось бы вздрогнуть и испугаться…

Я романовъ не пишу. У меня накопилось множество записокъ близкихъ мн людей, и одн изъ нихъ я ршаюсь издать теперь. Быть-можетъ, читатель не поврить въ возможность существованія оконченной исторіи безъ свадьбы и смерти, и будетъ думать, что я ршился, по благому примру древнихъ и новыхъ русскихъ писателей, порадовать публику обрывкомъ будущаго великаго произведенія, показать кончикъ холста, на которомъ лтъ черезъ десять вырастутъ деревья, выстроятся дома, закопошатся неугомонные люди и широко раскинется голубое, прозрачное небо, — но гд теперь представляется любопытнымъ взорамъ недоумвающаго зрителя только одинокій стебель крапивы да кустъ цпкаго репейника… читатель ошибется. Эта исторія окончена; второго, дополнительнаго тома не будетъ. Она должна быть признана оконченною по тмъ же соображеніямъ, по какимъ признаются таковыми двадцатилтній юноша и семнадцатилтняя двушка, сіяющіе яркимъ румянцемъ здоровья, полные надеждъ на будущее и уже готовые къ жизни. Можетъ-быть, они еще на долгое время сохранятъ и яркій румянецъ, и прелесть молодыхъ лицъ, можетъ-быть, ихъ надежды станутъ еще полне и отчетливе; но, читатель, если вы когда-нибудь любили, не хотлось ли вамъ сохранить въ своей памяти свтлый образъ любимаго существа именно такимъ, какимъ онъ былъ въ минуту первой встрчи съ вами, въ пору его расцвтанія, когда вы чуткимъ сердцемъ предугадали, какой плодъ дастъ въ будущемъ едва распустившаяся благоухающая почка?

Чудныя, святыя мгновенія надежды на человческую личность, вры въ ея здоровыя силы! да не смутитъ васъ никогда голосъ угрюмой, во всемъ обманувшейся старости, твердящій: «Не врь ни во что! И мы видли такіе же цвты, но плодовъ отъ нихъ не было; цвты оказались пустоцвтомъ. Долгіе годы борьбы, страданій, трудовъ погубятъ молодое здоровье, утомятъ свжія силы и обмануть надежды. Высохнутъ эти полныя щеки, спадетъ съ нихъ румянецъ, и изъ-подъ высохшей желтой кожи мелькнетъ призракъ скелета. Отъ живого человка пахнёть и мертвецомъ!» Страшныя слова, зловще сливаются они съ дребезжащимъ старческимъ смхомъ! И всмъ, кто молодъ и кто вритъ въ молодость, хочется сказать: «Неправда! Вы не видали такихъ цвтовъ: ваши цвты росли въ душныхъ теплицахъ, ихъ берегли отъ дыханія свжаго, вольнаго воздуха, и при первомъ его дуновеніи они должны были погибнуть. Мы ожидаемъ плодовъ не отъ такихъ цвтовъ».

А кто ршитъ ихъ споръ?

Стократъ счастливъ тотъ, кто не слыхалъ словъ праздно сврившейся старости, кто унесъ въ своей памяти хотя одинъ милый образъ, который, какъ яркій лучъ, изъ мрака прошедшаго, озарялъ одинокую душу своей красотой, своей любовью и твердой врой въ свои силы. Счастливъ читатель, который окончилъ чтеніе хотя одного романа и не потупилъ въ отчаяньи головы, но поднялъ ее и бодро, и весело устремилъ свои взоры за героями въ ихъ будущую, неизвстную ему, читателю, жизнь, въ страну вымысла, созданную его пробужденнымъ воображеніемъ. Въ этой стран свтлые образы навсегда останутся свтлыми, и никакого пятна не наложитъ на нихъ наша грязная жизнь. Свтлое настроеніе охватитъ душу читателя и промелькнетъ въ его голов мысль: «еще можно жить на свт, еще есть хорошіе люди, они мн какъ будто знакомы»…

Знакомы, читатель, знакомы! Хорошихъ, простыхъ людей много, умйте только ихъ искать; сами о себ они не кричатъ: это тихіе, но гордые люди. Дурные длаютъ больше шуму…

10 октября 1863 года.

<p>Часть первая</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги