Гнилые болота

Въ минуту мимолетныхъ размолвокъ мы знали, что завтра же посмемся надъ своей горячностью и ругнемъ себя телячьими головами. Трудъ нашъ спорился легко, потому что мы читали вмст книги и ежедневнымъ обмномъ мыслей ускорили свое развитіе. Стычки съ посторонними людьми, разныя житейскія непріятности и огорченія — все забывалось въ дружескомъ кругу и не оставляло въ насъ страшнаго слда мелочной раздражительности и безполезнаго озлобленья, этого медленнаго яда, убивающаго людей и физически, и нравственно. Когда-нибудь мои друзья издадутъ написанныя ими записки о ихъ послдующей жизни, и потому я кончаю здсь мою исторію. Ихъ исторіи будутъ интересне моей, тамъ будутъ и герои, и героини и, значитъ, будетъ эффектная завязка. Это уже не будетъ описаніе однихъ гнилыхъ болотъ, гд каждый поетъ свою гадкую псню и старается отравить ею жизнь собрата, откуда изъ пятидесяти человкъ выходятъ только девять или десять порядочныхъ, да и т сознаютъ, что имъ нужно во многомъ передлать себя… Богъ съ вами, гнилыя болота! высыхайте, зарастайте свжею травою, или, пожалуй, предавайтесь попрежнему гніенію. Теперь вы не страшны. Все молодое, трезвое, мыслящее и живое не боится васъ; осушаетъ себ клочокъ земли и живетъ спокойно, и рукъ прибавляется съ каждымъ днемъ все больше и больше. На вашей почв могутъ только доживать свой вкъ, не осушивъ клочка своей земли, Пьеры, эти вчерашніе либералы, сегодняшніе тормоза, Катерины Тимоеевны, покупающія по дешевой цн продающихъ себя съ аукціона мужей, Рейтманы, избивающіе, подобно фараону, младенцевъ, Гро, презирающіе тхъ же младенцевъ за то, что они не родились съ бородами и густымъ басомъ, — все это покойники, которыхъ забыли похоронить, какъ похоронили мою несчастную бабушку… Кстати о ней. Надъ ней, читатель, судьба даже посл ея смерти сотворила послднюю насмшку, и самую горькую изъ всхъ насмшекъ, потому что ей даже и конца не предвидится: дядя окружилъ могилу бабушки великолпной ршеткой, усыпалъ толченымъ кирпичомъ, усадилъ цвтами и посредин положилъ блую мраморную плиту, на которой крупными золотыми буквами написано: «княжна Тресково-Обухова» и очень мелкими: «въ замужеств Друри». Теперь въ продолженіе долгихъ лтъ будутъ проходить мимо этой могилы черносалопницы, обычныя постительницы кладбищъ, и говорить между собою: «Вогь-то счастливица, поди-ка, и на земл-то ей только птичьяго молока недоставало, да и теперь-то лежитъ посреди этого благолпія. Палестина, мать моя, сущая Палестина!..»

Бдная старуха!

Давно мои друзья разстались со мною и разбрелись по разныхъ угламъ Россіи, но разстались съ твердою надеждою, что въ трудныя минуты жизни у каждаго изъ насъ найдется и совтчикъ, и заступникъ, если въ немъ будетъ потребность. Мои друзья стали дльцами, работниками общества и живутъ хорошо. И вы, читатель, встрчаетесь съ ними ежедневно, старайтесь же ближе сойтись съ ними. Не тревожьтесь, слушая слишкомъ рзкія рчи Розенкампфа, не смущайтесь рьяною любовью Калинина къ народу, не считайте слабостью мягкосердечіе Воротницына: онъ далеко не трусъ. Вс они люди хорошіе, умные. Что вамъ за дло, напримръ, слыветъ ли теперь Розенкампфъ ярымъ нигилистомъ или нтъ, если вы знаете, что онъ не паркетный шаркунъ, пускающій пыль въ глаза неученому обществу, не полотеръ Невскаго проспекта и Англійской набережной, не пошлая тупица, повторяющая чужія фразы и щеголяющая своею подслповатостью, а умный и опытный докторъ, старающійся помогать развитію своей науки, и безукоризненно добрый человкъ? Знакомьтесь съ ними и не спрашивайте объ ихъ убжденіяхъ; вамъ нужно знать одно; убждены ли они въ возможности жить честно и живутъ ли такъ сами. Все остальное до васъ не касается. Дорываясь до прочихъ убжденій людей и воздвигая зато гоненія на нихъ, вы нарушаете единственное, неотъемлемое право человка: право имть свою собственную физіономію и личный характеръ. Такого варварства не совершаютъ даже надъ преступникомъ и, наказывая его за то, что онъ не врилъ въ возможность жить честно, оставляютъ при немъ вс остальныя его убжденія. Для общества нужны только честные дятели.

Теперь прощайте надолго…

1864