Гнилое яблоко

Я не ответил. Приближаясь, огонек становился все ярче. Он висел невысоко над землей, и скоро я понял, что это большой яркий фонарь в чьей-то руке. Человек? Я уже забыл, что где-то существуют другие люди, и этот казался мне лишь очередным призраком. Он остановился в десяти шагах от нас и поднял фонарь. Поток света ударил мне в глаза, и я заслонил лицо ладонью.

– Пожалуйста, двигайтесь спокойно и плавно. Один рывок, и я буду вынужден стрелять, – голос звучал спокойно и мягко, как будто пытаясь компенсировать жесткость слов. Как я вспоминал потом, именно эта мягкость заставила меня поверить, что человек настоящий.

Он опустил фонарь, и, когда свет перестал терзать мои глаза, я смог рассмотреть прибывшего. Долговязый парень, с волосами почти такими же красными, как его свитер. В одной руке он держал пистолет, направив его в нашу сторону, но не прицельно на нас. Парень смотрел слегка настороженно, но и только-то. Я подумал, что он не станет палить по нам, даже если мы с Отумом действительно вздумаем на него наброситься. Он никогда не стрелял в людей прежде и не собирается делать это сейчас. Он просто рассчитывал, что направленное на нас дуло отговорит нас от агрессивных действий. Еще недавно озверело отбивающийся от собственного приятеля, я понимал целесообразность такой предосторожности.

– Назовите свои имена.

Я молчал. Я просто не мог вспомнить. Темная пустота в голове… ничего больше. И удивления тоже нет. Финальная точка.

Взгляд рыжего коснулся Отума, неподвижно, точно что-то неживое, вытянувшегося в плотном мраке. На носатом, веснушчатом лице рыжего мелькнуло и скрылось выражение узнавания. Затем его лоб разгладился, брови опустились. Эмоции спрятались за непроницаемостью мимики.

– Ваше высочество, я полагаю, вы понимаете, что должны поехать с нами. На этом ваше очередное маленькое путешествие заканчивается.

Я вытаращился на Отума, он же был как ослепший, и его глаза смотрели невидяще-сквозь. Я ожидал, что он ответит какой-нибудь грубостью в своей привычной манере, но Отум молчал, и только, кивнув, поскреб кончиками грязных ногтей пятно крови, высохшей на его футболке и сделавшей ткань жесткой, как картон.

– Ваша кровь? – спросил рыжий.

– В основном… нет, – ответил Отум с мрачной кривой усмешкой.

– А у вас что? – рыжий показал на мою перевязанную руку.

– Сквозная рана.

– Наш медик ее обработает.

– Там… мой друг… мертвый, – у меня задрожали губы.

– Где он?

– Я покажу, – ответил я, и наши взгляды столкнулись на долю секунды. В больших, умных глазах рыжего я уловил сочувствие, но даже если бы они были равнодушны и пусты, близость человека, живого, нормального человека, пришедшего помочь, наполнила меня пузырящейся, как лимонад, диковатой радостью, пусть, при моем оледенелом состоянии, мгновенно застывшей.

Рыжий крикнул, и к нам подошли еще двое, чьих лиц я не смог рассмотреть. Мы немного прошлись пешком, затем сели в машину (значит, туннель на выезде из Долины разблокировали), и начались сплошные петляния и тряска. Для меня было так темно, что я не видел даже мыслей в собственной голове, но мне отчетливо запомнились причудливые металлические фигурки, разбросанные повсюду в машине, значит, там все-таки было достаточно света, если я смог рассмотреть их.

Я показал им, где Миико, но этот эпизод полностью стерся из моей памяти. Несколько человек из сопровождающих (их число постоянно неведомым образом увеличивалось, и скоро мне уже казалось, что Долина наводнена людьми) остались с Миико, а нас с Отумом вернули в машину. Кто-то взял меня за руку, аккуратно удалил повязку. Когда на рану хлынул жгучий антисептик, я даже не поморщился, погруженный в ступор.

Мы ехали и ехали… я уже совсем не соображал, что происходит. Апатично свернувшись на сиденье, я попытался принять наименее болезненную и дискомфортную позу. Рыжего с нами не было, а поскольку водителя я совсем не замечал, мне казалось потом, что машина везла нас сама по себе.

Короткая остановка, и сквозь оконное стекло в желтом свете фар я снова увидел рыжего. Он стоял на 132-м шоссе, левой ногой на почти стершейся разделительной полосе. Где-то далеко-далеко, на увядающей под ним траве, лежало наше «гнилое яблоко», Рарех, а рыжий смотрел в ночь, ненавидяще, обещая месть, будто его злейший враг усмехался ему из мрака.

И вот, преодолев развороченный туннель, мы едем дальше, уже по гладкому асфальту. После резкого поворота я подумал: «Вырвались. Все», расслабил спину и запрокинул голову. Отум смотрел в окно. Здесь были бы очень уместны потоки дождя, стекающие по стеклу, но как назло дождя не было. Внутри меня была такая тоска, что я боялся шелохнуться и пробудить ее – она набросится на меня, как дикий зверь. Отум не смотрел в мою сторону – лучшее, что он мог для меня сделать. По моим щекам тихо стекали слезы, и у меня не было сил ни сдерживать их, ни скрывать. Касаясь языком губ, я ощущал вкус соли и горечи. Не важно, был Отум виновен в случившемся или же невиновен, виновен или невиновен был я сам… в любом случае, мне было так горько, что я не мог не ненавидеть нас обоих.