Гнилое яблоко

Миико не было возле колодца. Я едва сдержал усталый всхлип. Так долго ковылять на своих слабых ногах только ради того, чтобы на финише обнаружить эту пустоту… жизнь не устает быть жестокой. От колодца – всего лишь выкопанной в земле глубокой ямы – исходил холод, который я ощутил с расстояния в десять шагов. Я осторожно присел на край и посмотрел вниз: красная кепка Миико, дрейфующая на поверхности воды, плотной и черной, как нефть. В солнечном сплетении зажглась боль, и я хватанул ртом воздух.

– Ты собираешься разыскивать его по всей Долине? – сердито спросил Отум. – Сколько, по-твоему, протянем мы, прежде чем протянем ноги? Я конечно понимаю, что преданность твоя бессмертна, но ты сам – нет. Мы не можем позволить себе терять время и силы.

«Миико жив, – подумал я. – Я бы почувствовал, случись с ним худшее». Поразительно, но этот глупейший аргумент все еще позволял мне немного успокоиться.

Я встал, пошатываясь, и Отум из предосторожности ухватил меня предплечье. Я смотрел на дно колодца, чувствуя вкус этой черной воды, расходящийся во рту, а страх за Миико все разрастался внутри меня, пустил ядовитые побеги, которые прорвали мою кожу, оплетая меня всего, чтобы я стал слепым и неподвижным. Думаю, я уже начинал понимать, что не смогу сохранить его. Я сопротивлялся лишь из неспособности принять это.

– Мне плевать, Отум. Без него я не уйду.

– Если что, хотя бы захватишь с собой его тело, да?

Удивительно, но я просто вспыхнул от злости, хотя давно уже был как перегоревшая лампочка.

– Ты хочешь его смерти, Отум. Это все твоя блядская ревность. Ты с самого начала мечтал избавиться от него.

– Моя блядская ревность? – разъярился Отум и толкнул меня ладонью в грудь.

Я и до того держался на ногах не слишком уверенно, поэтому упал. Отум наклонился, протягивая мне руку. Я двинул ему пяткой в колено и поднялся самостоятельно.

– Я только считаю, что это идиотизм, гробить себя ради такого придурка, – глаза Отума поблескивали в сумерках, как у кота. – Он ничтожество. Он не заслуживает твоего героизма, ты понимаешь это, дубина? И уж тем более я не собираюсь тратить себя на него.

– И не трать. Иди отсюда, Отум, куда хочешь, – огрызнулся я.

– Я никуда не пойду без тебя, недоумок.

– Но это же тоже идиотизм.

– Ну, тогда мы оба идиоты, – рассмеялся Отум, и его лицо стало вдруг простодушным и беззлобным. – Я не верю, что ты еще можешь спасти его. Он стал кем-то другим и не способен вернуть себя. Его личность была слаба. Она не выдержала.

– Ладно, – прервал его я. – Хватит болтовни.

Я сжал веки. Едва я позволил своим ушам слушать, как их накрыло плотным слоем звуков. Эта ассоциация снова… вращение старой пластинки… потрескивание… едва различимые слова, которые произносит тонкий усталый голос…

– Ты… – начал Отум.

– Заткнись.

(Я не хочу слышать тебя, Элейна. Мне нужен Миико. Но он либо молчит, либо его не слышно за тобой)

Элейна не нравилась мне настолько, что я даже не мог жалеть ее. Она хнычет, но на самом деле ей давно уже все безразлично. Она хочет убить себя. Меня не касались ее переживания. Меня беспокоило лишь то, насколько они затронули Миико.

Стряхнув со спины рюкзак (я уже не выдерживал даже его малый вес), я последовал по каплям ее крови, как по красным ягодам. Отум устремился за мной. Смеркалось. Я не выдержал и побежал. Я понимал, что мне следует разумнее расходовать немногие оставшиеся силы, но не мог сдержать себя. Мое отчаянье гнало меня вперед. Деревья казались похожими на замотанных в черную ткань, неподвижно стоящих людей, и я огибал их, охваченный панической жутью.

Выдохшись, я пошел пешком. Горло так рвало, будто я хлебнул кислоту. Темнота сгущалась. Вот теперь я чувствовал Миико: слабую пульсацию его жизни – но ничего более. Ни страха, ни гнева, только леденящее спокойствие сытого вампира, голодная агония которого унялась на некоторое время. Вокруг покачивался синий мрак. Я был словно под водой, я не мог дышать здесь. С каждым вдохом в легких оседал тяжелый осенний холод. Я слышал тихие, осторожные шаги Отума позади. Хоть кто-то по-настоящему живой рядом со мной среди этой раздирающей тоски.

Моя рука слегка дрожала, когда я неуклюже снимал ремешок фонарика с шеи. Я вытащил батарейку, прошелся по ней зубами, вставил обратно. Крепко сжал фонарик левой рукой и включил. Работает. Тонкий луч заскользил по неровностям слоистой стенки карьера. Несколько вполне удобных для подъема выступов. Впрочем, выше находится насыпь, образовавшаяся, когда вся эта толща земли была раздвинута, и насыпь слишком высокая и гладкая, чтобы мы смогли ее преодолеть. Справа от меня, в полутора днях пути, Долину перечеркивало надвое 132-е шоссе – наш путь на выход. Я не представлял, как в текущем состоянии мы сумеем до него добраться. «Но как же близко к свободе, – тоскливо подумалось мне, – пять минут полета вверх».

А Миико так еще ближе. Прежде, чем я увидел его, я услышал дыхание. Учащенное дыхание астматика.